Фотоаппарат - страница 39
20) На следующий день я вышел из комнаты рано утром в бледно-желтой футболке и полотняных брюках, с теннисной ракеткой в руке и направился к своему доктору. В больничных коридорах было светло, стекла сияли. Я миновал залитый солнцем вестибюль, где разговаривали между собой несколько медсестер, и в конце коридора увидел больного в пижаме, а рядом с ним и своего доктора, шагавшего от стенки к стенке, заложив руки за спину; голову его венчала парусиновая шляпа. Он пожал мне руку и, недовольно покачивая головой, рассказал, что он в скверном настроении: больничное начальство закрыло его кабинет на замок (каждое воскресенье одно и то же, — пожаловался он, ударяя по двери ракеткой).
21) Когда мы бок о бок шли к выходу по центральному коридору, к моему доктору подошел человек. Лицо грустное, шляпа в руках; он стал задавать моему доктору какие-то вопросы, на которые тот отвечал кратко, рассматривая струны на ракетке. Человек не отходил, и в конце концов мой доктор поднял на него глаза и резко заметил, что сегодня воскресенье, а по воскресеньям у него выходной. Мы пошли дальше, и он, вновь сделавшись любезным, поинтересовался, не хочу ли я перекусить.
22) В кафе было многолюдно, как и всегда по утрам в воскресенье — вялое и молчаливое проявление социальной апатии. Солнце освещало уже половину зала. В углу в тени мужчина читал газету, без конца помешивая ложечкой кофе. Мой доктор положил шляпу на стойку, наклонился вперед и нагловато — следствие знания языка — подозвал официанта, чтобы сделать заказ. Пока мы ждали, ему не сиделось на месте, и он стал разогреваться перед игрой в теннис. На нем был спортивный костюм — ослепительно белые футболка и шорты; он вяло размял себе руки, потом ноги. Паренек поставил перед нами кофе. Мой доктор облокотился о стойку, окинул окрестности хищным взором, не прерывая разминки, и остановил свой выбор на маленьком рогалике с вареньем, который тут же проглотил, запрокинув голову как глотают селедку. Потом он промокнул рот салфеткой, взял меня за руку липкими пальцами и заговорил о вечере, который мы вчера провели вместе; шепотом, словно речь шла о чем-то ужасно любопытном, он сообщил мне, что его жена нашла меня довольно милым.
23) Жена доктора ждала нас в теннисном клубе, она сидела на террасе ресторана в коротком платье, запрокинув лицо, над которым виднелись ромбики солнечных очков. Она нашла себе столик в стороне под зонтиком от солнца, рядом с ней восседал долговязый блондин с надутой физиономией. Когда мы подошли, она сняла очки и, радостно улыбаясь, представила нас друг другу — это ее старший брат. Я сказал, что мне очень приятно. Долговязый хранил бесстрастное выражение лица и не шевельнулся на своем стуле, однако, когда мой доктор нагнулся, чтобы обменяться с ним приветственными поцелуями в щеку, вид у братца сделался раздраженным. Мы устроились рядом с ними, положили ракетки на стол. Пока мой доктор, поставив ногу на стул, перевязывал шнурки на ботинках, его жена сообщила нам, что корт удалось заказать только с одиннадцати часов. Мы ждали, болтая о том-о сем, шутили. Погода была хорошая. Время от времени долговязый блондин удрученно вздыхал.
24) Когда по ходу разговора — и только в этот момент, не раньше — жена моего доктора заявила, что ее подруга не придет играть, потому что уехала в деревню к друзьям, я понял, что долговязый и есть мой партнер в парной игре.
25) Уже пора было идти, и мой доктор, высоко подпрыгивая, убежал вперед в сторону корта номер три, и тут долговязый, который продолжал сидеть на своем стуле, как вкопанный, сообщил сестре, что он играть не будет. Когда она, явно удивившись, спросила у него, почему, он отвечал, что не обязан оправдываться. Они обменялись выразительными взглядами, и сестра начала что-то быстро ему говорить, оживленно жестикулируя. Он невозмутимо слушал, но не двигался с места, только ковырял зубочисткой в нижних зубах. Через несколько минут мелкой рысью вернулся мой доктор, издалека подавая нам недоумевающие знаки. Когда ему объяснили ситуацию, он подсел к своему шурину и стал шепотом убеждать его все же сыграть, то хлопая его для убедительности по мясистым ляжкам, то прихватив двумя пальцами его щеку. Долговязый продолжал заниматься зубами, вид у него становился все более измученным, и он отрицательно качал головой. В конце концов, он встал, вынул изо рта зубочистку и тягучим голосом объявил, чтобы мы катились к черту.