Франц, дружочек… - страница 6

Я попросил адвоката Гарсона быть моим защитником. Написал Деноэлю. Может, он что-нибудь для меня сделает. Еще написал Кокто и Маре. Жду ответа.

Хорошо, у меня при себе свидетельство, где я признан непригодным к военной службе как психически неуравновешенный. Возможно, мне удастся на этот раз избежать высылки, хотя надежда слабая. Я намерен засесть за работу и закончить здесь свой роман, Кокто привезет мне его из Вильфранша. Знаешь ли ты, когда он возвращается? Хорошо бы поставить одну из моих пьес, пока я в заключении. Это может разжалобить судей.

Позвони, пожалуйста, Дюбуа[20] и скажи, где я. Он мне обещал… Возможно, он достанет тебе пропуск на свидание со мной. Пиши мне скорее, малыш. Быть может, тоска моя развеется, если я не буду чувствовать себя всеми покинутым. Еще сходи к моей консьержке. Она отдаст тебе картины[21]. Пришли мне также 500 франков, у меня почти ничего не осталось. До свидания, малыш. Обнимаю дружески.

Жан.

<…> этот бланк, чтобы <…> передачу. Его надо предъявить в окошко… <оторвано>.

6 июня 1943 (почтовый штемпель). Письмо по пневматической почте в конверте. Адрес на конверте в предыдущем письме, здесь и далее (если не указано особо): улица Сент-Андре-дез-Ар, 49. Фамилия и номера отделения и камеры здесь и в последующих письмах повторены внутри конверта, который следовало передавать незапечатанным.

Франсуа, малыш,

Меня удивляет, что от тебя нет писем. Ты не видел Декарнена, не получил моей записки? Я очень беспокоюсь. Деноэль мне написал. Он занимается моим делом вместе с Дюбуа (видел ли ты его?) и мэтром Гарсоном. Пожалуйста, переправь мне 500 франков и пошли кого-нибудь ко мне с передачей весом в 4 кг во вторник с восьми до полудня. Надо предъявить разрешение, оно приложено к последнему письму, если что — обратиться в канцелярию. Но больше всего, пойми, я жду твоего письма. Мне грозит высылка, так что, сам понимаешь, в каком я состоянии. Только работа может принести утешение.

Вещи мои, о которых мы говорили, можешь передать своему другу из Монпелье. Не стану тебе объяснять, до чего я голоден и как трудно работать, когда в желудке — ничего, кроме капельки бульона. И курить нечего.

Пиши, прошу тебя.

С дружеским приветом.

Жан.

Жене 5/32-бис, улица Санте, 42.

Суббота, 5-е, после обеда.

Франц, дружочек,

С моей стороны было ужасным свинством посылать тебе письма одно за другим, да еще такие дурацкие.

Нога разбитой статуи! Никогда не забуду[22].

Нет слов, как я тронут твоим дружеским расположением и вами всеми! Мне кажется, вы сможете вытащить меня отсюда. Ничего, если отсижу месяцев 8–10, лишь бы выйти. За это время я напишу замечательную книгу и тем вас отблагодарю. Я напишу прекрасную книгу!

Чтобы я мог работать, Кокто должен привезти мои наброски и передать Гарсону. А Дюбуа должен повидаться с начальником тюрьмы и попросить перевести меня в одиночную камеру.

Из вырученного за мою коллекцию — 4000 франков оставь себе — необходимо дать денег Декарнену на передачи, потому что я подыхаю от голода и отсутствия табака. Пережевывать я здесь могу только собственные слова.

Пиши мне больше. Твои письма никогда не покажутся мне слишком длинными. По правде говоря — и ты сам это знаешь, — ты мой единственный настоящий друг, не считая, конечно, бога в халате, окутанного облаками пара перегретой ванны[23].

Как у тебя дела с размазней Декарненом? По-моему, у вас ничего не получится. Он не тот, кто тебе нужен. Даже если он останется верен дружбе, в которой меня заверяет. Следи, чтоб он меня не забывал. Главное, чтобы твои дела в Багатель не помешали тебе писать мне письма, хотя бы коротенькие, если ты занят или устал. Целую — самым целомудренным образом, ибо затворничество очищает (будучи невидимым, я идеализируюсь) — Агуцци.

Откуда Сесиль Элюар и другим известны подробности обо мне? Кто им рассказал? Ты ничего не пишешь о юном зяте[24].

Я написал Пабло Пикассо. Спросил его, знает ли он, в какой камере сидел Гийом Аполлинер.

Мои литературные планы:

Закончить здесь начатые стихи и отдать их Деноэлю.

Просмотреть все мои пьесы, закончить «Обнаженного солдата» и опубликовать все вместе в одном томе, приправив рассуждениями о «невозможном» театре.