Французская демократическая миссия в Европе и ее конец - страница 7

Судетской области и Чехословакии раз за разом добивалась успеха.

Демократическая система внешне достигла наивысшего развития после мировой войны /имеется в виду 1914-18гг. – И.Б./. После «победы» в мировой войне Франция верила, что со своей демократией она законным образом овладела духовной платформой на все времена. Поэтому понятно, что Франция заняла позицию против вновь возникшего национал-социалистического порядка в Германии. Она сразу представила Германию абсолютным противником и передислоцировала на это всю силу своей аргументации. Франция нуждалась в противнике своей демократической миссии для поддержания и оправдания своего положения в мире, что было теперь ее фундаментальным принципом. Так становилось ясно, что представляет собой новая Германия в полностью определенной, абсолютной характеристике, и что в ходе развития ее идей она не вмещается и не может быть искусственно втиснута в схему «демократия против абсолютизма». Французская наука совершала решительную подготовку к тому, чтобы только с военным поражением противника быть готовой принять на себя эту роль. Тот, кто сравнит это теоретическое новаторство с формулировками ее военной пропаганды, может констатировать удивительное сходство между ними.

Такой образ Германии был фальшивым. Это верно также, если рассматривать необходимость для французской идеологии в рамках противостояния между демократией и абсолютизмом быть замкнутой в себе и последовательной. Франция не располагает новыми идеями и владеет духовным базисом, подходящим только миру идей 1789г. Поэтому стало необходимым идеологически так преобразовать противника, чтобы его можно было встретить перед миром с этим обветшалым оружием. Тот, кто без предубеждения проверит французскую критику новой Германии с политической, экономической и социальной точек зрения, найдет ее непонятной и непостижимой. Только тот, кто смотрит на всё глазами французской демократии, занимающей перед миром боевую позицию против своего предполагаемого противника, может ее понять. Образ новой Германии, нарисованный эмигрантами, только потому мог казаться таким устойчивым, что вопреки действительности Франция хотела увидеть его через шоры 1789г.; ведь только в этой революции пророки эмиграции могли найти достаточный опыт для подобной оценки. К тому же духовное противостояние теперь необходимо было приспособить к миру, который находился под влиянием идей 1789г., и чьему мышлению и аргументации еще доверяли в значительной степени.

То, что так и не выявил мир, показала война. Голословность аргументов против Германии, которые в действительности проходили мимо сути дела, как и полная необоснованность подобных пророчеств, окончательно доказали собственное идеологическое бессилие Франции. В то же время французские государственные деятели показали миру, что Франция, боровшаяся за идеалы демократии, уже сама отказалась от них. Провозглашение ее военных целей показало это с особенной ясностью. Здесь произошло отречение от демократической идеологии во внешней политике. С культом идей французского историка Бенвиля вышли на передний план государственно-политические конструкции (1). Затем Франция отказалась от борьбы идей и всё с большим высокомерием пыталась представить разумное обоснование своих притязаний, как имеющих традиционный характер.

В то же время до сих пор пропагандируется уничтожение Германии, как главная задача в установлении нового демократического порядка под идеалы демократической миссии Франции, без привнесения какой-либо другой идеи. Для этого подходит, по-видимому, любое средство. Сами монархические государства могут быть охотно признаны в Германии, если при этом их политическое единство будет разрушено. Не столько идея, сколько голая сила отныне должна иметь решающее значение для положения Франции в мире. Франция пыталась встать духовно в один уровень с Германией и доказать ценность своих демократических идей. Согласно Бенвилю, новое примиренное государственное положение Германии не потребует вмешательства собственной силы Франции, но должно удерживаться с помощью искусного манипулирования политическим средствами в духе немецко-французских отношений, отвечающих ее старым традициям. В абстрагированной от разумного толкования системе