Французская демократия - страница 29
Слѣдовательно, противорѣчіе между принципами этой системы очевидно, вслѣдствіе чего она никогда не могла обобщиться и упрочиться. Она всегда падала отъ перваго толчка.
Предположите на минуту, что власть находится въ рукахъ коммунистовъ. Рабочія ассоціаціи организованы; налогъ падаетъ на тѣ классы, которые при настоящемъ порядкѣ избавлены отъ него; все остальное передѣлано въ томъ же духѣ. Въ скоромъ времени всѣ лица, чѣмъ нибудь владѣющія, будутъ раззорены; государство станетъ владыкою всего. Что же потомъ? Не ясно‑ли, что община, у которой на шеѣ очутятся всѣ несчастные, раззоренные и ограбленные ею, на которую падетъ вся тяжесть занятій, предоставленныхъ прежде свободнымъ предпринимателямъ, будетъ получать меньше того, что истребила? Не ясно‑ли, что она не выполнитъ и четвертой доли своей задачи; что дефицитъ и голодъ не далѣе какъ черезъ двѣ недѣли произведутъ всеобщую революцію; что все придется начинать съ изнова, и дѣло снова начнется съ реставраціи?
Вотъ къ чему ведетъ эта допотопная нелѣпость, которая тридцать вѣковъ ползкомъ перебирается отъ одного народа къ другому, какъ слизень по цвѣтамъ. Она соблазняла лучшіе умы и знаменитѣйшихъ преобразователей: Миноса, Ликурга, Пифагора, Платона, Канпанеллу, Мора, Бабефа, Роберта Оуэна, Моравскихъ Братьевъ и проч.
Слѣдуетъ однако замѣтить два факта, говорящіе въ пользу коммунизма: во первыхъ, какъ первая гипотеза, онъ быль необходимъ, чтобы приготовить путь для истины; во вторыхъ, онъ не отдѣлялъ, какъ буржуазная система, политику отъ политической экономіи, не смотрѣлъ на нихъ, какъ на вещи различныя и противоположныя, но всегда утверждалъ, что принципы ихъ тождественны; и желалъ согласить ихъ. Мы возвратимся къ этому предмету въ слѣдующихъ главахъ.
ГЛАВА IV.
2. Система взаимности или манифеста. – Идея взаимности выработана массами новѣйшаго времени совершенно самостоятельно. – Опредѣленіе ея.
Полная самостоятельность составляетъ достойную вниманія черту народныхъ движеній. Слѣдуетъ ли народъ внѣшнему побужденію или наущенію, или же собственному вдохновенію, сознанію и идеѣ? – этотъ вопросъ заслуживаетъ самаго тщательнаго изслѣдованія при изученіи революцій. Безъ сомнѣнія, идеи, волновавшія во всѣ времена массы, рождались прежде въ головѣ мыслителей. Въ дѣлѣ идей, мыслей, вѣрованій, заблужденій массы никогда не были первыми по времени и, разумѣется, не будутъ первыми и въ настоящее время. Во всякомъ умственномъ дѣлѣ первенство принадлежитъ личности; на это указываетъ самое взаимное отношеніе понятій первенства и индивидуальности. Но идеѣ, возникнувшей въ умѣ отдѣльной личности, трудно проникнуть въ массы; идеи, способныя увлечь массы, рѣдко бываютъ вполнѣ справедливы и полезны. Поэтому для историка–философа особенно важно узнать, почему народъ болѣе склоняется къ однѣмъ идеямъ, чѣмъ къ другимъ; какимъ образомъ обобщаетъ онъ ихъ; какъ развиваетъ онъ ихъ въ своихъ обычаяхъ и учрежденіяхъ, которыхъ держится по преданію, пока законодатели и законники не овладѣютъ заключенными въ нихъ идеями и не обратятъ ихъ въ статьи законовъ и въ судейскія правила.
Идея взаимности, какъ и идея общинности, также стара, какъ и само общество. По временамъ являлись высокіе умы, предугадывавшіе ея органическую силу и важность; но до 1848 года она никогда не пріобрѣтала той важности, какую имѣетъ теперь, когда, повидимому, ей предстоитъ первая роль. Въ этомъ отношеніи она сильно отстала отъ идеи коммунизма, которая, блеснувъ яркимъ свѣтомъ въ древнемъ мірѣ и въ средніе вѣка, благодаря краснорѣчію софистовъ, фанатизму сектаторовъ и могуществу монастырей, – въ наши времена, казалось, готова была получить новую силу.
Принципъ взаимности былъ впервые выраженъ съ философскою глубиною и въ видахъ реформы въ томъ знаменитомъ положеніи, которое повторяли всѣ мудрецы и которое, по примѣру ихъ, наши Конституціи II и III годовъ включили въ Объявленіе правъ и обязанностей человѣка и гражданина:
«Не дѣлай другимъ того, чего не желаешь себѣ;
«Дѣлай другимъ то, чего желаешь отъ нихъ себѣ».
Этотъ, такъ сказать, обоюдоострый принципъ, который всегда уважали и противъ котораго никогда не возражали,