Французская революція 1789-95 г. въ освѣщеніи И. Тэна. - страница 12
Иллюзія, которая разсѣялась для Тэна, когда онъ вглядѣлся въ историческую дѣйствительность, относилась не только къ дѣятелямъ революціи, но и къ самой революціи. Она представлялась ему теперь ошибкой. Ошибкой былъ не самый переворотъ, положившій конецъ старому порядку, но ошибоченъ былъ способъ, посредствомъ котораго переворотъ былъ произведенъ. Возражая одному изъ своихъ критиковъ, Тэнъ пишетъ:
«Вы оправдываете революцію, указывая, что она укоренилась во Франціи и распространилась по Европѣ. Надо сговориться относительно смысла слова революція. Если вы разумѣете подъ этимъ уничтоженіе стараго порядка (произвольной королевской власти и феодализма) — вы совершенно правы: не только во Франціи, но въ большей части Германіи и въ Испаніи старый механизмъ пришелъ въ негодность и его оставалось только выбросить.
«Но эту операцію можно было произвести двумя способами: по англійскому и нѣмецкому способу — по принципамъ Локка и Штейна, или по способу французскому — по принципамъ Руссо. Современная исторія доказываетъ преимущество перваго метода. Во Франціи, гдѣ возобладалъ второй способъ, пришлось не только претерпѣть массовыя убійства (massacres) революціи и кровопролитіе имперіи, но роковыя послѣдствія принциповъ Руссо уцѣлѣли и продолжаютъ развиваться.
«Подъ именемъ народовластія у насъ происходили мятежи, революціи, государственные перевороты, и намъ, вѣроятно, предстоятъ еще такіе же. Подъ именемъ народовластія у насъ установилась чрезмѣрная централизація, вмѣшательство государства въ частную жизнь, всеобщая бюрократія со всѣми ея послѣдствіями. Централизація и всеобщая подача голосовъ — эти двѣ черты современной Франціи обусловливаютъ собою несовершенство ея организаціи — одновременно апоплексической и анемической».
Итакъ, по признанію самого Тэна, разногласіе между нимъ и его противниками сводилось, по существу, къ различію во взглядахъ на такъ называемые принципы 1789 г. «Въ моихъ глазахъ, — пишетъ онъ, — это принципы «общественнаго договора», поэтому они ложны и вредны. Нѣтъ ничего прекраснѣе формулы «свобода и равенство» или, какъ выражается Мишле, сливая ихъ въ одномъ словѣ, — справедливости. Сердце всякаго порядочнаго и неглупаго человѣка говоритъ за нихъ. Но сами по себѣ они такъ неопредѣленны (vagues), что ихъ нельзя принять, не зная предварительно смысла, который имъ придаютъ. И вотъ, примѣненныя къ соціальной организаціи, эти формулы привели въ 1789 году къ узкому, грубому и пагубному представленію о государствѣ».
Еще внушительнѣе отпоръ, который Тэнъ даетъ поклоникамъ принциповъ 1789 г. въ письмѣ къ Леруа-Больё. «Если бы я имѣлъ удовольствіе встрѣтиться съ вами (что было бы для меня большимъ удовольствіемъ), я попытался бы получить отъ васъ опредѣленіе пресловутыхъ принциповъ 1789 г., столь неопредѣленныхъ. Какъ всѣ отвлечённости этого рода, они представляютъ тотъ смыслъ, который въ нихъ вложишь; но если допытываться смысла, который имъ придавали тѣ, кто тогда декретировалъ ихъ, то окажется, что они всѣ сводятся къ догмату народовластія, понятому въ смыслѣ Руссо, т.-е. къ доктринѣ самой анархической и въ то же время самой деспотической, заключающей въ себѣ, съ одной стороны, право возстанія индивидуума противъ государства, даже наилучшимъ образомъ управляемаго и самаго законнаго, съ другой же стороны — право вмѣшательства государства въ самую сокровенную частную жизнь. Это полная противоположность столь мудрымъ идеямъ Локка. Мы до мозга костей проникнуты этимъ старымъ ядомъ; намъ всего недостаетъ — какъ уваженія къ государству, такъ и уваженія къ индивидууму; мы по-очереди, или даже одновременно, соціалисты и революціонеры; вспомните страшное слово Малле дю-Пана: «свобода — вещь навсегда непонятная французамъ!»
Называя два пути, представлявшіеся Франціи въ 1789 году «одинаково открытыми», Тэнъ оговаривается, что это нужно понимать лишь отвлеченно: на самомъ же дѣлѣ, принимая во вниманіе обстоятельства, страсти и идеи, неурожай, нищету крестьянина, свойственную буржуазіи и французамъ зависть, господство надъ умами теоріи «Общественнаго договора», — приходится признать, что законодательство Учредительнаго Собранія и окончательный крахъ были неизбѣжны. Но Тэнъ ставитъ себѣ цѣлью показать, что революціонныя страсти и идеи были зловредны и ложны, и что съ большимъ здравымъ смысломъ и большею честностью можно было достигнуть лучшихъ результатовъ.