Французский поцелуй - страница 9

стр.

Она догадывалась, что скажет Макс, но тем не менее это причиняло боль.

«Тэш, я думаю, нам пора поговорить… Мне уже давно нужно тебе кое-что сказать».

 «Ох», — прошептала она.

Почему ее голос звучал так, как будто она только что опустошила весь контейнер пылесоса себе в рот? Она остановилась и повалилась на диван, прямо на возмущенную кошку.

«Да, — Макс вздохнул и подогнул под себя ногу. — Видишь ли, у меня сложилось впечатление, что в последнее время ты избегаешь разговоров со старым добрым Максимилианом. И я уже начал подумывать, не изучить ли мне азбуку Морзе».

«Неужели?»

«Тэш, посмотри на меня».

Тэш ненавидела, когда ее об этом просили. У нее глаза были разного цвета — один серый, второй зеленый. Из-за этого у нее всегда был такой вид, как будто она потеряла одну контактную линзу.

Повернувшись к Максу, она некоторое время смотрела ему в глаза, а потом перевела взгляд на его губы.

«Тэш, ты меня любишь?»

«Да… думаю… да», — ее голос задрожал.

«Не слышу уверенности».

«О, давай закончим этот разговор. Просто скажи, что ты меня бросаешь».

«Но я уверена, уверена».

Она смотрела на его великолепный рот, и ей хотелось плакать. И тут Тэш заметила герпес на его губе и быстро отвернулась.

«Тебя устраивают наши отношения?»

Макс придвинулся к ней.

«Нет, нет — ты меня больше не любишь. И я не уверена в себе, когда тебя нет со мной».

«Вроде да… я хочу сказать, что мне немного некомфортно с Грэхемом и Майки и все остальное, ну ты же знаешь…»

«Почему, ну почему я не могу сказать, что думаю?»

«Видишь ли, а меня не устраивают».

Она прикусила губу и сдержала слезы.

Теперь — ее время, Тэш это понимала. Ей предоставляется возможность выйти вперед и изящно раскланяться. Она могла с достоинством сказать свою реплику и предложить расстаться друзьями.

Вместо этого она просто выдавила: «Не устраивают?» — и мрачно уставилась на его ботинки и стала ждать, пока Макс не выскажется.

«Все не так, Тэш, дело не только в нас. Работа, Лондон, приятели — тут много всего. — Он взял ее руку, посмотрел на следы лака и обкусанные ногти. — Генри — банкрот», — изрек он.

Его босс! Тэш в ужасе уставилась на Макса. Однажды Макс сказал ей, что единственный человек, которым он восхищается, — это его начальник.

«В конце недели придут из налоговой».

«Боже, мне так жаль… — Тэш сжала руку любовника. — Что он собирается делать?»

«Ему придется найти работу и работать на других людей. Его дом заложен, — печально продолжил Макс, — а у Сары будет третий ребенок в августе».

Наступила тишина.

«А что ты будешь делать?» — наконец выдавила Тэш.

Макс отпустил ее руку и уставился в окно.

«Я… э… подумываю о том, чтобы поехать в Штаты».

Тэш не шевельнулась, ее сердце громко билось.

«Ненадолго. Просто посмотреть, что к чему. Наверное, найду работу на время… или просто отдохну. С отцом повидаюсь».

Отец Макса жил в Нью-Йорке. И Тэш всегда казалось, что отец с сыном друг друга не переносят.

«Мне была очень нужна твоя поддержка, Тэш. — Макс тщательно рассчитал силу голоса для последнего удара. — Но ты была слишком занята, чтобы это заметить. Как будто у тебя было время для всех, кроме меня. Я не понимаю, зачем ты до сих пор приходишь ночевать сюда».

Тэш знала, что слова Макса — чистая правда, тут нечего возражать, и ей было слишком стыдно, чтобы впустую попросить «посмертного» прощения.

Воспоминание об этом напряженном разговоре, где главное так и осталось невысказанным — молчание было таким тяжелым и многозначительным; что какой-нибудь телепат мог бы написать роман, — наполнило слезами глаза Тэш. Она отвернулась, чтобы миссис Чим не увидела, громко высморкалась в одеяло и непреднамеренно предоставила возможность всему самолету любоваться на ее трагедию.

Тэш сама удивилась, как тогда спокойно приняла новость и спросила Макса, когда он улетает, хватит ли ему денег и что будет с Деррин-роуд. Она даже не забыла спросить о крикете. Что угодно, лишь бы отвлечься от раздумий о том, что она сама виновата.

С этого дня Макс сменил раздраженное выражение лица на лицо мученика. Из чувства вины Тэш помогала ему собираться, случайно так постирала все его рубашки, что они стали грязно-серыми, как тюремные робы, растеряла его носки и прожгла дыру на брюках. Она даже одолжила Максу свой фотоаппарат, после его неоднократных намеков.