Французский рыцарский роман и вопросы типологии жанра в средневековой литературе - страница 53

В этом романе особой психологической разработке подвергнут характер героини; быть может, именно поэтому она оказывается исключительно активной и по сути дела направляет развитие действия. В ней, как заметила М. Бородина 9, доминирует сила чувства; это определяет и ее характер, и ее поведение. Фениса сама решает, что будет принадлежать только любимому, и произносит знаменательные слова, довольно смелые для поры куртуазных увлечений (не говоря уже о истинном положении женщины в феодальной среде), — «чье сердце, того и тело»:

Полной противоположностью такой трактовки любви стало ее решение в следующем романе Кретьена де Труа «Рыцарь телеги, или Ланселот». Это было произведение «заказное», но несомненно поэт был вначале увлечен сюжетом и возможностями его разработки.

Здесь возникает новая для Кретьена тема — тема одержимости любовью. Именно таким предстает в романе Ланселот, все мысли и чувства которого заняты его страстью к королеве Геньевре. Такая любовь толкает героя не только на смелые поступки, но и на унижения: именно в этом смысл основного эпизода с телегой, сесть в которую для рыцаря было большим позором.

Если Ланселот беззаветен и самозабвенен в своей любви, то королева кокетлива и капризна; она не может простить рыцарю тех трех шагов, что ступил он прежде чем сесть в телегу (а лишь сидя там он мог узнать, где находится похищенная зловредным Мелеагантом Геньевра). Важно в романе противопоставление безрассудного Ланселота рассудочному Говену. Говен, этот бонвиван, донжуан и спортсмен, хочет действительно спасти королеву, но спасти не во имя любви, а вассального долга, простой человечности наконец.

Миниатюра из рукописи «Романа о Ланселоте» (XIV в.)

И поиски его оказываются обреченными на неудачу. Побеждает не разум, но чувство. Из-за своей одержимости Ланселот попадает в опаснейшие переделки, но именно благодаря одухотворенности любовью он везде становится победителем. Он стремится не спасти любимую женщину и не насладиться ее любовью (впрочем, в романе есть и это), он просто стремится к ней, чтобы лицезреть ее, исполнять любые ее желания. Неодолимое стремление к Геньевре заставляет героя совершать замечательные подвиги, но как бы машинально, в каком-то полусне, в состоянии любовной прострации. Подвиги его совсем не бесполезны (спасая королеву, Ланселот снимает заклятия, освобождает пленников и т. д.), но в этом нет его заслуги. Теперь в обязанность образцовому рыцарю вменяется совсем не это.

И поэтому характер героя (в отличие от характера Эрека) в данном случае не эволюционирует, не развивается. Он статичен. Здесь Ланселот — только обезумевший от любви безрассудный рыцарь, и весь сюжет романа исчерпывается поисками Геньевры и сражением за нее. Впрочем, герою не чуждо желание получить награду за свою верность и мужество.

То, что мы находим в других французских (да и не только французских) рыцарских романах, где фигурирует Ланселот, в частности его участие в поисках Святого Грааля, возникло позже, у продолжателей Кретьена, и никак не согласуется с его трактовкой характера этого персонажа: полубезумный влюбленный не станет у него браться за душеспасительные предприятия, не будет отцом Галаада. Таким образом, куртуазная концепция любви одерживает в этом романе верх: возлюбленная — не жена, не подруга, она только дама.

Не без основания считают, что отношение Кретьена де Труа к куртуазной интерпретации любви, отразившейся в «Ланселоте», не вполне серьезно. Не случайно поэт не закончил книги; не случайно также в повествовании ощущаются иронические нотки. Особенно — в описании любовных безумств героя (когда он, например, сражается с Мелеагантом, повернувшись к нему спиной — чтобы не терять из поля зрения свою возлюбленную, взирающую на поединок из башенного оконца).

Впрочем, иронию и затаенную усмешку видели в книге Кретьена не всегда. Иногда, напротив, это произведение считали полным многозначительных иносказаний и даже продуманной аллегорией, где королева Геньевра олицетворяла человеческую душу, разлученную с телом (Артуром) из-за козней извечного Зла (Мелеагант). Лишь Спаситель-Ланселот воссоединял душу и тело. Жак Рибар, предложивший недавно такое толкование книги [73], не настаивает на его обязательности и единственности, он считает его одной из возможных интерпретаций романа, многозначного и многослойного, как и все почти произведения средневековья. Такую символику у Кретьена де Труа обнаружить, конечно, можно, но за это вряд ли несет ответственность средневековый французский поэт.