Французы и русские в Крыму. Письма французского офицера к своей семье во время Восточной войны 1853–1855 гг. - страница 52
Официальные донесения, непечатаемые, содержат все эти подробности, для того, чтоб правительство знало и могло исправить недостатки, и тысячу раз оно право, не предавая их гласности. Если в моих письмах я говорю о всех этих вещах смело, то потому только, что уверен, что вы их не отдадите на суд публике и что они не будут напечатаны ни в одной из газет.
Вы меня спрашиваете, часто ли я подвергаюсь опасностям? Я в этом отношении рискую не более и не менее, как все остальные люди моей роты, всегда бывая вместе с ними. Подобно им я оставался до сих пор невредимым и не желаю увеличивать ваши беспокойства. Наконец один раз, куда ни шло против воли расскажу, что случилось со мной недавно.
21-го декабря я командовал отрядом в 250 рядовых и мы находились в траншее в 130 метрах от крепости. Бомбы, ядра, гранаты падали на нас дождем, ни на секунду, впрочем, не останавливая нашей работы. Принесли суп. Восемь солдат спокойно уселись кругом котла, как вдруг совершенно неожиданно падает на контр-эскарп бомба, не далее как в 1>1/>2 метрах от обедающих и в 8–10 метрах от меня. Снаряд разрывает, люди бросаются, как попало на землю, затем встают, считают друг друга… никого не тронуло, но котел с супом исчез и сгорела одна солдатская шинель. В момент, когда я смеялся над моими бедными рабочими, лишавшимися обеда, если соседи не поделятся с ними своим, приходит мой вестовой с обедом дли меня. Один из пощажённых бомбой обратился ко мне и сказал, смеясь: «Берегитесь, господин капитан, чтоб не случилось то же, что и с нами, у вас не будет того, кто мог бы предложить разделить его порцию». Вестовой поставил котелок на открытом месте контрэскарпа. Открываю его… О, удивление! Кроме супа, нахожу салат из подорожника! первый раз в продолжении двух месяцев! У меня потекли слюнки!.. Как вдруг ядро пробивает бруствер, не имевший еще должной толщины, вырывает тарелку из моих рук и смешивает мой аппетитный салат с землей, не опрокинувши, к счастью, моего котелка!
Другой и последний случай:
На следующий день, 21-го я был в охране траншеи. Было 6>1/>2 часов утра. Ночь прошла довольно спокойно и я мог заснуть, сидя на ранце. Мимо проходил артиллерийский капитан и мы разговорились с ним, как вдруг падает бомба и попадает аккуратно в середину тура, о который я облокотился. Делаю прыжок вперед… бомбу разрывает и валит обоих нас на землю, но мы оба встаем не тронутые, между тем как сержант и двое людей, стоявших в 6 метрах от нас, были убиты наповал!
Такие происшествия бывают ежедневно и со всеми, об них даже и не сообщается друзьям, с которыми случается то же самое.
Я был до сих пор счастлив и надеюсь вперед на тоже. Горячие молитвы моей матушки должны принести мне благополучие и божественное покровительство, так благочестиво испрашиваемое, распространяется не только на меня, но чувствуется всей моей ротой.
И действительно, эта единственная из всех рот полка и даже бригады, у которой не было еще ни одного раненого или убитого в траншеях. И она не составляла какое-либо исключение, а исполняла всю службу других рот, производила одинаковые работы и стояла также в прикрытии… Люди мои считают, что я им приношу счастье. Увы! будущие события послужат им доказательством, что я не имею никакого значения в их судьбе. В конце концов мы подвергаемся лишь огню артиллерии, которая более страшит своим громом, нежели причиняет вред. Достаточно привыкнуть, чтоб считать этот гром за ружейную пальбу и уверяю вас, что все солдаты Восточной армии, даже самые трусливые, не обращают более внимания на свист ядра, чем на визг пули и более на взрыв бомбы и гранаты, нежели на гром ружейного выстрела. Мы привыкли.
24/12 декабря я был в прикрытии траншей. В полночь мой приятель лейтенант Жандр пришел пригласить меня отпраздновать канун Рождества с несколькими другими товарищами, на что я охотно и согласился. Придя в назначенное место, мы нашли там 8–10 офицеров, собравшихся за столом с хорошим солдатским хлебным пайком и прекраснейшей лионской колбасой. Три бутылки крепкого английского пива завершали пир. Через час уже ничего не оставалось… точно мы имели прекрасно сервированный стол, пулярдку с труфелями, политую Кортоном (de Corton)!