Франт 4 - страница 21

Поэтому, когда столь лелеемые лазоревые шаровары 2-го сержанта 1-го плутонга Петора Глиномэ из Туготыльских, но теперь не факт, упали к его чуть припыленным проклятыми грибными спорами и уже не столь блестящим сапогам, то ему, сгорающему в данный момент от переполняющей его страсти, уже некогда было наблюдать за тем, как сержант Шустрэ, сплюнув и что-то пробурчав о бездуховности, целеустремлённо прошел рядом. Миновав же и главрыцаршу Неважнэ, как видно, пользующуюся особой популярностью у раз, два, три… двенадцати гвардейцев разом, и при этом ловко переступая через пыхтящие тела, этот беспардонный тип стремительно направился к хоть и чуть замешкавшейся, но решительно скидывавшей свои одежды магистру Туготыльской, очевидно, дабы не дать и той начать противоречить своей, пока еще говорящей фамилии. Мда.

В итоге, этот нахальный, а также, как видно, и впрямь шустрый 3-й сержант успел-таки к графине, которая наконец разоблачившись из своих дорогих одеяний, теперь с обезумевшим взглядом искала: к чему бы приложить свой вскипевший темперамент, но в отличие от своих подчиненных, из-за трудностей с одеждой пока ещё не приступила к воплощению сего. Шустрэ подскочил к ней и перекинув через плечо, всю обмякшую и будто бы заснувшую, ну и теперь, очевидно, так и оставшуюся без «сладкого» магистра, а затем решительно направился куда-то в лес со своей поклажей, заботливо удерживаемой за голый зад, исключительно для удобства переноски, разумеется. И при всём при этом, он словно постоянно находился в ореоле непривлекательности для тех, кто сейчас умудрялся находить таковую даже вон, в норке суслика.

К тому же моменту, когда мало кто уже обращал внимания на бесцеремонного похитителя сейчас не просто высокопоставленной магички, а явно дефицитного в сложившихся обстоятельствах объекта приложения, так сказать, мужского внимания, вокруг уже творилось что-то невообразимое. Зюскинд со своим Парфюмером нервно грызет ногти.

Но любвеобильным гвардейцам похоже было хорошо, поэтому им никто не мешал. Даже замершие на поле ещё не начавшегося боя в паре сотне метров от них, пребывающие сейчас в близком к шоковому состоянию, как баталии имперцев, так и королевский полк. Все они, вдруг позабывшие, что тут, как бы, война, и раз уж пришли, то не на оргию на холме за болотом нужно пялиться с открытыми ртами, а за Родину, за Жаропещерскую, ну или Серогорскую, в атаку маршировать. Однако, как видно, две противоборствующие стороны были излишне морально подавлены тем зрелищем, что им открылось, и видимо испугавшись заразности сего действа, спешно ретировались восвояси, без единого выстрела, так сказать. Мда.

— С кем воюем, с кем воюем? — вечером того же дня меланхолично выдал я, когда оторвался от бутылки какого-то поганого местного шнапса, хоть и не пьянея по известным причинам, но всё же «напиваясь» в кабаке. Как, впрочем, и почти все участники, пусть и каждый на своей стороне, той так и не состоявшейся битвы на поле. — Вот ты что думаешь, Кнут? Они для чего нас завоевать хотят? А я тебе скажу. Только тсссс! Никому(икнув)! Они ж нас всех потом… того. Ну как те, на холме которые. Без разбору(сделав страшные глаза). А я, знаешь ли, очень трепетно отношусь к… эм, тугости своих тылов, так сказать. Поэтому, мой юный барабанщик… Чё говоришь? А, ты флейтист? Неважно(подлив пацану). В общем, я буду биться до конца(вскочив и дав кулаком по столу)!!! Не сдадим наши… тылы проклятым бездуховным Дарцам, для которых боевое братство, как видно, определяется не крепостью плеча рядом стоящего с тобой в строю, а…

— Верно говоришь, Франт! Срамота! — не дал мне окончить своё сумбурное, но вполне понятное и главное типичное для конкретной обстановки выступление, какой-то выскочивший с собственного места и опрокинувший в себя кружку своего пойла сержант из Желтоборцев, которых тут, как и Чернопольцев с Белореченцами, собралось немало.

— Да!

— Нет!

— Никогда!

— Не сдамся(истерично)!

— Только через мой труп!

— Хрен им мой, а не мою жопу!

— Лучше смерть!

— На Дар! — разноголосо заорали со всех сторон, хоть и разными словами, но в целом соглашаясь с моим посылом, эти уже изрядно выпившие слушатели разных полов и даже возрастов, что постепенно скучковались вокруг поддатого оратора в моем лице.