Фредерик Дуглас «Жил-был раб…» - страница 10
— Молодой ты еще, — мягко сказал Сэнди. Потом развязал мешочек и бережно высыпал себе на ладонь его содержимое: горстку земли, тонкой, как порошок, какие-то иссушенные травинки и несколько гладких, круглых камешков.
Он поднес ладонь к глазам Фредерика.
— Вот гляди, — сказал он, — африканская земля, ее привезли из-за моря; мать держала это на своей груди.
Затаив дыхание Фредерик склонил голову. Словно большая рука легла ему на сердце.
— А вот, — длинные пальцы Сэнди прикоснулись к сухому стебельку, — морская водоросль, росла она в больших морях, далеких морях, возле далеких стран.
Прах тысячи лет в одной руке! Прах людей, что давно ушли; они жили, чтобы дать тебе жизнь. Это твое, спрячь!
Он протянул Фредерику пустой мешочек. И Фредерик взял его, исполненный благоговения. С величайшей осторожностью, чтобы ни одна песчинка не упала на пол, высыпал он обратно в мешочек землю со своей ладони. Потом, туго обвязав мешочек, надежно запрятал его под своим тряпьем и встал на ноги. Голова была ясной. И Сэнди опять подумал: «Из него выйдет толк!»
Юноша не мог найти нужных слов. Ему многое хотелось сказать, многое пообещать. Этот день, это лучезарное утро, эта хижина — все показалось ему по-особенному значительным. Чужой человек спас ему жизнь, и Фредерик внезапно понял, что жизнь его кому-то нужна. Он положил руку на плечо негра и молвил;
— Я не забуду.
Вместе они вышли из хижины и, глядя на залив, вдыхая утреннюю свежесть, постояли с минуту на холме. Затем Фредерик повернулся и зашагал к лесу. Приостановившись у опушки, он помахал рукой на прощанье и скрылся на глухой тропинке.
ГЛАВА 2
ДОРОГА ВЕДЕТ ВДОЛЬ ЧЕСАПИКСКОГО ЗАЛИВА
Кровля некрашеного дома нуждалась в починке. Провисая внутрь, листы железа придавали диковинный вид скошенному потолку чердачной комнатки. В дождь, который обычно начинался ночью, здесь текло, и Эмилии приходилось вытаскивать свою кровать на середину комнаты. Кровать была железная и узенькая, не так уж трудно, казалось, передвинуть ее. Эмилия не жаловалась. Она была признательна мужу своей сестры и за этот кров над головой.
Эдуарда Коуви все считали злым человеком. Соседям Эмилии с трудом удалось скрыть сострадание, когда она объявила о своем решении поселиться у сестры. «Неужели у той самой, что вышла за Эда Коуви?»
И они принимались сконфуженно покашливать, жалея, что задали этот вопрос. В самом деле, куда прикажете деваться бедняжке — вдове Тома Кемпа? Лем Дрейк долго и безмолвно жевал табак, услышав от жены эту новость. Потом сплюнул.
— Эмилия никому зла не делала, — заметил он.
— Старый черт!
Лем знал, что жена имеет в виду Эдуарда Коуви. Иначе он сделал бы ей замечание: женщине такие слова произносить не подобает.
И вот Эмилия Кемп приехала к Чесапикскому заливу и поселилась в доме Эдуарда Коуви. До сих пор Эмилия не могла по-настоящему прийти в себя. Оказалось, что в тридцать лет жизнь ее окончена. Наверно, не следовало ей так близко принимать к сердцу смерть Тома. Она ведь знала, что муж скоро умрет, это знали все. Но Том все долбил и долбил свою землю, там, наверху, на горном склоне. Умер его отец, умерла мать, не стало и брата. А теперь и он сам — все они умерли, безнадежно долбя свою землю.
Эдуард Коуви был совсем иным. Он, как говорили кругом, «преуспевал». Сестра Люси не уставала подчеркивать эту разницу с первого же момента приезда Эмилии. Но что совсем потрясло вдову, так это вид Люси. Она бы ее просто не узнала. Правда, сестры уже много лет не виделись и обе стали постарше. Эмилия знала, что в горных краях женщина в тридцать четыре года нередко увядает. Но Люси-то жила не в горах, а похожа она была на старую ведьму. Эмилия даже испугалась собственных мыслей.
— Мистер Коуви — человек богобоязненный!
Это были чуть ли не первые слова старшей сестры, и Эмилия поглядела на нее довольно тупо. Все мысли вдовы неизменно возвращались к покойному мужу. Эмилия была уверена, что Люси вовсе не хотела попрекнуть этими словами ее Тома, хотя, по правде говоря, она немножко и сомневалась. Она никогда не слыхала, чтобы Том заявлял о своей богобоязненности. Он вообще не имел обыкновения болтать на религиозные темы.