Фредерик Дуглас «Жил-был раб…» - страница 32
— Вяжите его!
— Давай руки! — приказал констебль.
Генри задыхался. Он не сразу мог заговорить. Несколько мгновений он озирался. Затем, посмотрев прямо в глаза стоящему перед ним человеку, он сказал:
— Нет!
Все были ошеломлены. Владелец Фрилэнда уставился на Генри так, словно видел его в первый раз.
— Ах ты, черная!.. — заорал констебль с пеной у рта. — Не желаешь! — Он потянулся за револьвером.
— Генри! — крикнул надтреснутым голосом Фрилэнд.
Но Генри бросил взгляд на хозяина и повторил еще решительнее:
— Нет! Не дамся!
Теперь уже все трое констеблей окружили Генри, целясь в него из своих револьверов. Мистер Гамильтон пришел в возбуждение. Он тоже поднял ружье.
— Ей-богу, Фрилэнд, он опасен!
Уильям Фрилэнд не мог выдавить из себя ни слова. Ему казалось, что горло его сжимает железный обруч. Подумать только: Генри! Этот глупый, неуклюжий раб внезапно вырос на целую голову.
— Стреляйте! Стреляйте, и будьте вы прокляты! Не дам вязать себя!
И, прокричав эти слова под дулами приставленных к его груди револьверов, Генри внезапно поднял кулаки и выбил из рук констеблей оружие.
В поднявшейся суматохе Фредерик успел подбежать к Джону.
— Пропуск? — спросил он. — Пропуск у тебя?
— Я сжег его в печке.
— Хорошо! По крайней мере одна улика уничтожена.
Генри боролся, как разъяренный тигр. Старая миссис, услышав весь этот шум, поспешила во двор.
— Генри! Генри! — закричала она. — Они убивают Генри!
Сын бросился к ней, пытаясь объяснить происходящее. Но она оттолкнула его.
— Останови их! Останови этих негодяев!
В конце концов констебли одолели Генри. И когда он лежал на земле, весь в крови, со скрученными назад руками, Фредерик и Джон при всей своей беспомощности почувствовали стыд за то, что не сопротивлялись, как он. Джон плакал от горечи и бессильной ярости. Фредерик стоял неподвижно, ему было мучительно больно дышать. Миссис Фрилэнд, сама в слезах, пыталась утешить Джона:
— Не плачь, Джонни. Я знаю, что все это ошибка. Мы все уладим. Мы вызволим и тебя и Генри!
Констебли забрали и Сэнди, черная физиономия которого оставалась бесстрастной и непроницаемой. И тогда владелец табачной плантации сказал:
— А не поискать ли нам пропуска, которые написал для них, как нам известно, негр капитана Олда?
Фрилэнд настойчиво и громко потребовал, чтобы всех арестованных немедленно отвели в тюрьму и подробно допросили. Выходка матери совершенно лишила его присутствия духа, в чем он безмолвно признался самому себе. Фрилэнд хотел лишь одного: покончить с этой историей, ничего больше не видеть и не слышать.
Когда, надежно связанные, четверо негров были готовы к отправке в Сент-Микэлс, во двор снова вышла старая хозяйка с полными руками пышек, которые она поделила между Генри и Джоном, обойдя Сэнди и Фредерика. Направившись было к дому, она остановилась и потрясла костлявым пальцем в сторону Фредерика.
— Это все ты! Ты, желтый дьяволенок! — крикнула она юноше. — Это ты подбил их на бегство, ты замутил им головы! Джон и Генри — хорошие слуги! Это твоя работа! Твоя, долговязый желтый дьявол!
Фредерик окинул ее таким взглядом, что старуха испуганно и злобно вскрикнула и поспешила в дом, захлопнув дверь.
Констебли привязали негров к седлам длинными веревками. Теперь Фредерик узнал две черные фигуры, которые раньше заметил издали. Это был Хэнди, а с ним — паренек, принадлежавший мистеру Гамильтону.
Сегодня утром Хэнди ускользнул с плантации, чтобы запрятать их запасы продовольствия возле лодки. Гамильтоновский паренек, видно, оказался поблизости. Может, Хэнди попросил его помочь. Наверно, так и случилось. Малец был избит. Рубашка висела на нем клочьями. Под испытующими взглядами белых ни один из негров не показал виду, что знает других. Они молча ждали; лошади беспокойно рыли копытами землю, песок и мелкий гравий сыпались неграм в лицо.
Фрилэнд вскочил, наконец, в седло, и Гамильтон, показав на Сэнди, спросил его:
— Это ваш негр?
— Нет, не мой. — Фрилэнд отрицательно покачал головой. — Я нанимаю его у некоего Грумса. Он живет в Истоне. — Фрилэнд сухо усмехнулся. — Очень не хочется терять хорошего плотника; такого у меня уже давно не было.