Фридрих Вильгельм I - страница 23

Да и вообще это лето 1700 г. оказалось самым счастливым временем в жизни юного принца, временем, когда он доставлял матери меньше всего волнений, а его вспыльчивый характер оказался чуть более спокойным. В конце августа он поехал в гости к ганноверской бабушке, курфюрстине Софье. Она была восхищена внуком и писала, что принц «выглядит как ангел, какими их изображают; ему только двенадцать, а он говорит как тридцатилетний… Он довольно коренаст, но, надеюсь, подрастет… Он выглядит здоровым… Его обходительные манеры не поддаются описанию».

Увы, радости, подобные шарлоттенбургскому балу и его двенадцатому дню рождения, больше никогда не повторялись в жизни молодого человека.

От маскарада — к маскараду. Через шесть месяцев после костюмированного бала в Шарлоттенбурге состоялась куда более значительная и пышная «ярмарка тщеславия». В январе 1701 г. Фридрих III, курфюрст Бранденбурга, возложил на себя королевскую корону. Несомненно, это событие стало наиболее важным в драматичной пятивековой истории дома Гогенцоллернов.

Оно восходит к моменту рождения Фридриха III, появившегося на свет в 1657 г. в Кёнигсберге, столице герцогства Пруссия. Это произошло в девять утра, в новолуние и при благоприятном, по мнению тогдашних астрологов, гороскопе. Намекая на место рождения, Кёнигсберг, то есть «город короля», прорицатель возвестил над колыбелью маленького Фридриха:

Фридрих никогда не забывал об этом пророчестве. А ведь мы уже знаем, как крепко держался за свои мечты и надежды этот «кривобокий» человек, как настойчиво добивался их осуществления. После смерти отца он узнал, что Людовик XIV уже предлагал Великому курфюрсту присвоить себе королевский титул. И мысль о короне начала неудержимо расти во Фридрихе III. Правда, он с самого начала прекрасно понимал, что за предложением французского «короля-солнца» скрывалось желание сделать бранденбургского курфюрста противником императора в Вене — в пользу Франции. Но об этом не могло быть и речи. Не против императора, но вместе с ним и с его помощью хотел он возвыситься.

Мысль о королевской короне тогда буквально витала в воздухе. В 1688 г., когда Фридрих стал курфюрстом, британский парламент избрал Вильгельма Оранского, штатгальтера Нидерландов, королем Англии, Шотландии и Ирландии. Как-то при встрече политического характера новоиспеченный король Вильгельм не усадил его на стул с подлокотниками, потому что он, Фридрих III, был не коронованным королем, а курфюрстом, номинальным подданным венского императора. Это случилось более десяти лет назад, но рана уязвленной гордости в груди Фридриха была еще свежа. А разве не хитростью добыл себе корону польского короля — совсем недавно, в 1697 г., — Август Саксонский, именовавшийся теперь «Сильным»? Правда, для этого пришлось нарушить условности — ради власти над Польшей он отрекся от протестантской веры и перешел в католичество. Фридрих, строго придерживавшийся реформатского вероисповедания, о подобной сделке и помыслить не смог! И все же: чем саксонский курфюрст лучше бранденбургского? Умная Софья Шарлотта, посвященная в сокровенные планы мужа, могла сколько угодно высмеивать его тщеславие. Но он, Фридрих, никогда не откажется от своего проекта. А потому он отвечал ей спокойно и уверенно: «Раз у меня есть все, что подобает королевскому достоинству, и даже то, чего нет у большинства королей, почему же, дорогая, я не должен даже и думать о том, чтобы называться королем?»

Однако имелись ли законные основания для того, чтобы курфюрст, то есть первое лицо в одном из немецких княжеств, собственноручно произвел себя в коронованные монархи? Вильгельма Оранского и Августа Саксонского избрали королями иностранные парламенты — английский и польский. Такая удача Фридриху III явно и не снилась. Наконец, разве древняя, возникшая почти восемь столетий назад «Священная Римская империя германской нации» с императором во главе уже фактически не прекратила свое существование?

Когда-то эта «империя» что-то из себя и представляла, но уже с полвека она была лишь призраком минувшего. С середины XV столетия немецкая земля расчленялась на все большее число княжеств, а национальное самосознание народа сгорело ярким пламенем в Реформации и Крестьянской войне. Катастрофа Тридцатилетней войны разрушила последние надежды. Под пеплом сгоревшей империи не осталось и искорки национального, общего для всех немецких душ жара. Германия раздробилась на предельно малые части. Две сотни «суверенных» князей и князьков устраивали у себя дома собственные «версали» и считали себя «независимыми» с тех пор, как в 1648 г. император в Вене предоставил им право самостоятельно заключать союзы и вести войны (если только они не были направлены против самого императора). И повсюду в этой замечательной «империи» господствовало иноземное влияние.