Фридрих Вильгельм I - страница 30

В этих строках мать отводит душу. И это жалоба женщины, боготворившей своего сына! Но каждое слово Софьи Шарлотты бьет без промаха. Говоря о Фридрихе Вильгельме, она упоминает «дух экономии», но и сама не может представить, насколько верно очерчивает личность подрастающего сына, ставшего впоследствии величайшим в истории хозяйственником государственного масштаба. А может быть, Софья Шарлотта смутно чувствовала, что сын похож не на нее, а на свекровь, Луизу Генриетту Оранскую?

Во время полового созревания, четырнадцати лет от роду, кронпринц обращается с женщинами по-хамски, но объяснить это одной лишь защитной реакцией подростка нельзя. Конечно, Фридрих Вильгельм чувствовал за кокетливым или любезным поведением фрейлин, приседавших перед ним в книксенах, скрытые издевки, понимал, что неотесанность делает его посмешищем в их глазах. Его грубости маскировали неуверенность и страх перед женщинами. На откровенные декольте смущенный кронпринц реагировал агрессивно: «глупая корова», «глупая гусыня». Мать это видела и очень хотела избавить сына от стеснительности. Она писала фрейлине Пёльниц: «Передайте графу Доне, пусть не препятствует воспитанию в кронпринце галантности! Любовь оттачивает дух и смягчает нравы. Граф обязан придавать его вкусам верное направление, не давая опошляться».

Итак, Софья Шарлотта сознательно предлагала кронпринцу мир «галантных приключений»: чувственная любовь помогла бы ему преодолеть собственную неуклюжесть. Совершенно очевидно, под «любовью» она подразумевала не глубокую симпатию и сердечную привязанность, а эстетскую эротико-сексуальную игру, те чувственные, мало стесненные условностями отношения между полами, способность к которым она считала составной частью хорошего вкуса и утонченных манер. Речь идет о том самом типе рыцарского поведения XVII века, знакомом нам по «Трем мушкетерам» и позже усвоенном внуком Софьи Шарлотты — будучи кронпринцем, он пожимал плечами и оправдывался перед графом Шуленбургом, разбиравшим его многочисленные «галантные» приключения: «que le Roi même a aimé le sexe pendant sa jeunesse» («король в молодости тоже любил секс»). Но удача ей не сопутствовала — в этом пункте Фридрих Вильгельм не разделял взгляды матери. Когда очаровательная Пёльниц — вероятно, с ведома Софьи Шарлотты — зашла так далеко, что сделала четырнадцатилетнему кронпринцу однозначное предложение, она получила решительный отпор. Нет, этот мальчик, во всем противоречивший своему окружению и даже не пытавшийся приспособиться к нему, поступавший очень «по-мужски», интересуясь не искусством, наукой и прочими «бабскими штучками», а сельским хозяйством и солдатами, то есть «штучками» мужскими, был последователен и в своем отношении к женщинам, обращаясь с ними отнюдь не изысканно и совсем не аристократично. Как это было свойственно нижним общественным классам его времени, он отдал свое сердце одной-единственной девушке — принцессе Каролине Ансбахской, с которой познакомился в Ганновере. Она должна была стать его женой и матерью его детей. Но по иронии судьбы эта принцесса была на пять лет старше Фридриха Вильгельма и не обращала на него никакого внимания. А когда она к тому же и вышла замуж за Георга, того самого слюнтяя, получавшего от Фридриха Вильгельма оплеухи, а позже ставшего королем Англии Георгом II, женщины перестали для него существовать. Он не обращал на них внимания или захлопывал перед ними двери.

В конце 1702 г. кронпринц получил нового обер-гофмейстера и воспитателя. Им стал полковник граф Альберт Конрад фон Финкенштейн. В течение еще двух лет он предпринимал отчаянные попытки сделать из Фридриха Вильгельма придворного рыцаря. О драматических сценах и инцидентах не известно ничего. Похоже, на время сын внял просьбам и увещеваниям матери. Возможно также, подействовала та самая головомойка. И все же натура молодого человека не изменилась совершенно.

В августе 1704 г., к 16-летию кронпринца, Софья Шарлотта сумела вырвать у короля обещание отпустить наследника трона в первое большое путешествие. Он должен был поехать в Нидерланды и в Англию. Мать, с трудом сумевшая проститься с обожаемым сыном, надеялась, что визит к чужому двору окажет благотворное действие на манеры кронпринца. В сентябре 1704 г. она долго обнимала сына, прежде чем он отправился к ближайшему пункту своего путешествия — в Гаагу. Когда он вышел из комнаты, заплаканная Софья Шарлотта села к письменному столу, нарисовала на листе бумаги сердце и подписала: «Il est parti».