Фридрих Вильгельм I - страница 35

монарха управляла команда голландских матросов. Не следует забывать и о безумных расходах, требовавшихся для особых миссий короля при иноземных дворах (в 1712 г. — более двухсот тысяч талеров), роскошное обмундирование пешей и конной гвардии короля, кавалеры различных орденов, герольды, прочие слуги. И все ступают павлинами, и все в одеждах златотканых. А ревнивые, охочие до удовольствий берлинцы перенимают этот стиль, и мода на роскошные наряды проникает в обывательские слои. Происходит так отнюдь не по воле двора. Напротив, издаются даже строгие правила ношения каждым сословием своей одежды. В них среди прочих угроз обычным бюргерам, одевающимся в бархат и шелк, сообщается также, что следует опасаться не только «Божьего гнева и кары», но и «разорения и даже разрушения многих семей». Естественно, нельзя было допустить трат обывателей на себя, ведь иначе Вартенберг не смог бы проводить свои грабительские налоговые акции.

Само собой разумеется, Берлин не был одинок в своем стремлении к роскоши. Все дворы и дворики той эпохи вели себя так же либо подражали этому стилю. Все следовали примеру «короля-солнца» и — по вполне французскому образцу — везде в народе видели лишь терпеливую массу, из которой следовало выжимать все без остатка. Это верно и для двора императора в Вене, где, к примеру, на одну только петрушку ежегодно тратилось четыре тысячи дукатов, где императрица расходовала две бочки драгоценного токайского вина на пропитку хлеба для своих попугаев, а челядь достигала численности армейского корпуса. Впрочем, все это никак не утешало Фридриха Вильгельма. Для прусского кронпринца блеск Версаля не значил абсолютно ничего, любое проявление роскоши вызывало в нем отвращение, а ум его был занят исключительно интересами государства.

В 1708 и 1709 гг. Восточная Пруссия пережила страшный голод. Несметные массы людей умирали от тифа. Эпидемия унесла более двухсот тысяч человек — около половины населения; иные города и деревни Восточной Пруссии казались вымершими. Тем более невероятными и возмутительными были выходки берлинского двора, не сократившего расходы даже в это время. Летом 1709 г. состоялись крестины первой дочери кронпринца Вильгельмины, впоследствии маркграфини Байройтской и любимой сестры Фридриха Великого. Фридрих I и Вартенберг обставили это событие роскошью, затмившей все прежние торжества. Короли Польши и Дании прибыли в Берлин в качестве крестных, прусская столица сияла в блеске трех королей, тогда как в Восточной Пруссии отмечались случаи людоедства. Придворный поэт, сравнивший Вильгельмину с новорожденным Христом, а королей Пруссии, Полыни и Дании с тремя волхвами, за свой лакейский стишок получил от Фридриха I тысячу золотых дукатов, хотя в том же 1709 г. из-за голода в Кёнигсберге умерло на 8127 человек больше, чем родилось.

Фридрих Вильгельм не принимал участия в этом спектакле. В конце апреля он покинул Берлин и отправился в союзную армию, воюющую в Нидерландах. В ее составе находились также крупные прусские соединения под командованием генералов фон Нацмера и фон Лоттума. Король снабдил его письменной инструкцией, а также велел держаться поближе к прославленным полководцам принцу Евгению и герцогу Мальборо. Кроме того, кронпринц был обязан «вежливо и прилично вести себя» со всеми другими генералами и знатными людьми, «особенно английской нации». Вот на какую глубину было погребено немецкое самосознание!

11 сентября 1709 г. при Мальплаке произошла битва, в ходе которой союзники нанесли французам сокрушительное поражение. До самой смерти Фридрих Вильгельм ничем не гордился так, как своим присутствием на поле этой битвы. В европейских газетах сообщалось: прусский кронпринц «во время всего сражения находился рядом с принцем Евгением и герцогом Мальборо и разделил с ними все опасности, а также все почести». Мальборо сам закончил реляцию о победе утверждением, что особая заслуга в ней принадлежит прусским частям, отважно атаковавшим правый фланг французов.

В главной штаб-квартире союзников Фридрих Вильгельм занимался отнюдь не беспрекословным исполнением инструкции своего отца. Не нашлось у него времени и для «вежливого и приличного поведения» в отношении иностранцев какой бы то ни было нации. Шесть месяцев, проведенные в армии, он отдал прежде всего прусским частям. Труды кронпринца были тем более успешными, что его повсюду сопровождал 33-летний князь Леопольд Анхальт-Дессауский — один из многих независимых немецких князей, но также и прусский генерал-лейтенант, уже не раз отличившийся в сражениях. Его военная слава начала греметь по всей Европе с 1706 г., когда он — с бутылкой шнапса в левой руке и с обнаженной шпагой в правой — повел прусские отряды на штурм занятого французами Турина. Грубиян Леопольд с его зычным командирским голосом был уникален во многих отношениях. Против воли своих родителей и мнения всего придворного общества он взял замуж дочь простого аптекаря, красавицу Аннелизу Фёзе, и сделал ее княгиней; предполагаемого любовного конкурента он запросто проткнул шпагой. И что самое главное, стал первым кадровым военным в Европе. Ничто на свете его не интересовало, за исключением войны; правда, он был также замечательным, экономным управляющим своего маленького княжества Анхальт-Дессау.