Фудблогер и обжора - страница 16

— Глупости, Рико, — отмахнулась рыжая хохотушка Сигне. — Увидимся через год. Все это скоро закончится.

— Не глупости! — возразил Фабиано. — Если и дальше пойдет так, как началось, всех ждут непростые времена. А нас — в первую очередь. То, чем мы занимаемся, не относится к разряду насущных потребностей. Не говоря уже о том, что заболеть и умереть может любой.

Я не была согласна с Сигне, все действительно выглядело серьезным, но и прогноз Фабиано казался слишком мрачным. Это уж совсем должно быть тотальное бедствие, чтобы светская львица или инста-дива отказались от нового платьишка или туфелек. А заболеть… ну что делать, все под богом ходим.

— Мари, — сказал он на следующий день утром, когда вез меня в аэропорт, — я всю неделю думал о том, что ты мне рассказала. Тебе не приходило в голову, что эта встреча помогла бы тебе изменить отношение и к себе, и к еде? Если все сложится удачно, конечно.

— В том-то и дело, Фабиано, — вздохнула я. — Если сложится. А если нет? Я сейчас уже на грани срыва. Прямо накануне отлета едва смогла остановиться. Благо холодильник был пустой. Вернусь и позвоню своему психотерапевту. И по этому поводу тоже.

— Вот это уже разумно, — кивнул он. — Ты же знаешь, я немного мистик. Второй раз можно встретиться случайно. Третий — наверняка нет.

В самолете я рассеянно листала красочные буклеты, прихваченные на показах. Удивлялась авторской фантазии, прикидывала, что из прет-а-порте пойдет хорошо, а что подвиснет. Разумеется, по работе меня больше интересовала обувь, но как раз итальянскую я закупала меньше других, хотя сама предпочитала именно ее. Модели не на массовую российскую ногу: размеры заточены не только на длину стопы, но и на полноту, поэтому часто не совпадают, требуют тщательной примерки. Ну и цены на настоящее «made in Italy», в отличие от склепанного по лицензии «designed in Italy», очень кусачие, в том числе из-за дорогой растаможки.

Глядя на моделек с ручками и ножками не толще спичек, я усмехнулась: милочки, проф Понтедро ждет вас с распростертыми объятиями. Толстух в его клинике как раз было немного — моя булимия, выросшая из компульсивного обжорства, отличалась нетипичным течением.

Я в модели изначально не годилась ни ростом, ни габаритами, но что, интересно, могло вылупиться в такой семье как моя? Только существо, болезненно озабоченное собственной внешностью. Бабушка — профессиональная манекенщица, проработавшая в знаменитом Ленинградском доме моделей на Невском до самого его закрытия в девяносто четвертом. Мать в конце восьмидесятых принимала участие в нескольких конкурсах красоты, занимая призовые места. Там-то ее и приметил отец — довольно важный чиновник из ведомства внешней торговли, впоследствии ушедший в бизнес. Разница в возрасте у них была почти двадцать лет.

Она не работала ни дня, маниакально занимаясь собою. Косметологи, парикмахеры, массажисты, аэробика. Одежду ей шили на заказ, обувь и косметику привозили из-за границы. И меня-то рожать не хотела, поскольку это могло испортить фигуру, но отец настоял. Читать я училась не по букварю, а по журналам мод, которых дома было неимоверное количество. Пугающие своей худосочностью модели еще больше укрепляли уверенность в том, что я — толстая, некрасивая и всю жизнь буду где-то на вторых ролях. В лучшем случае на вторых.

В школу меня отдали пусть и не самую элитную, но вполне престижную, языковую гимназию. Одежками там мерились с первого класса, фигурами — с пятого или с шестого, как только начали появляться бледные намеки на эти самые фигуры. Все, кроме отдельных пофигисток, вроде Совы и Снежки.

С одеждой у меня благодаря отцу все обстояло прекрасно, а вот фигурой похвастаться я не могла. Конечно, в классе хватало девчонок пообъемнее, я-то — если объективно — была вполне нормальной. Но сравнивала себя не с ними, а с тонкими-звонкими, за которыми бегали мальчишки. За мной тоже бегали. Правда, все не те. Те — нет. Почему? Потому что толстая, ясное дело.

Наверно, другая на моем месте заросла бы комплексами еще в подростковом возрасте. Обычно уверенные в своей непривлекательности девчонки сторонятся сверстников. Но, как ни странно, выручали коммуникабельность и доброжелательность. Рот до ушей, как у Буратино. Меня даже не дразнили никогда: неинтересно — смеялась первая. В приятельских отношениях была со всеми. И на дни рождения приглашали всегда, что в школьные годы говорит о многом. Это как-то компенсировало огорчения по поводу не самой изящной талии.