Фурье - страница 3
Его пытливые глаза следили за обычной сценой.
— Прекрасный материал! А цена! Ведь это даром!
Но Шарль-то видел, что любезный продавец, проводив покупателя к самому выходу, как только деньги были уплачены, и сказав: «До свидания, сударь», — моментально менял выражение лица. Мальчик-то знал, что это был далеко не превосходный товар.
«Возмущенный проделками и обманом, я отводил в сторону покупателей и открывал им это. Один был настолько неловок, что в пылу жалоб выдал меня, в результате чего я получил здоровую трепку. Мои родители, видя, что у меня вкус к истине, воскликнули тоном упрека: «Этот ребенок совсем не годится для торговли!» И действительно, я почувствовал к ней тайное отвращение и в семь лет дал клятву, которую Аннибал произнес против Рима в девять лет: я поклялся в вечной ненависти к торговле».
Маленький Шарль с нетерпением ждал, когда ему разрешат уйти из магазина, и, не теряя ни минуты, бежал скорее в свою комнатку. Здесь его царство. Отсюда из окна он видел поутру, как над соседними домами открывается бесконечно голубой покров небес. В этом уголке он оставался один, чтобы помечтать. Его воображение могло представить любое событие, независимо от того, видел ли он его когда-либо в действительности или только слышал о нем краем уха. Шарль отличался чрезвычайной впечатлительностью и склонностью к безудержной фантазии.
Мамаша Фурье, не раз останавливая взгляд на задумавшемся любимце, говорила себе: не в отца сын. Тих, покорен, нрава кроткого и не по годам рассудителен. Да и здоровьем слаб этот почти неуклюжий от застенчивости ребенок. Ни на кого не похож из родных ни по линии отца, ни по линии матери.
Все карманные деньги мальчика уходили на покупку растений. Никто не знал, как он принес земли, но однажды его комната превратилась в оранжерею. Шарлю уход за цветами приносил большое удовольствие. О:; заботливо выращивал каждый цветок, и гибель любого из них вызывала слезы. Когда однажды один из приятелей опрокинул горшок, Шарль пришел в такой гнев, что, забыв законы гостеприимства, набросился на гостя с кулаками.
Добропорядочная госпожа Фурье была ревнительно набожна. Она строго следила, чтобы члены семьи не пропускали ни одной службы. Посещение церкви, проповеди, бесконечные упоминания ада и рая глубоко потрясали нервного и впечатлительного ребенка. Хоры, заполненные детьми, девочки по одну, мальчики по другую сторону, длинные свечи в их руках казались пиками, наклоненными во всех направлениях.
Богатая фантазия рождала в голове мальчика самые страшные картины загробной жизни и вечных мук грешников. Много лет спустя Фурье не без иронии будет вспоминать об этих преследовавших его видениях:
«Я был очень напуган горящими углями и кипящими котлами. Меня постоянно водили на разные исповеди и службы, и вот наконец, ошарашенный угрозами проповедников и кипящими котлами, не дававшими мне покоя по ночам, я решил покаяться в целой массе грехов, о которых и понятия никогда не имел, но которые, как мне казалось, мог совершить, сам не сознавая того. Я думал, что лучше приумножить свои грехи, чем опустить хоть один».
Конечно, все эти великие «прогрешения» были лишь плодом воображения, к тому же болезненно расстроенного непомерным бременем религиозных бдений. Мальчика всегда охватывало волнение, когда приступали к причастию.
Однако, когда священник услышал на исповеди от семилетнего Шарля, что в длинном ряду совершенных им грехов значится и симония[4], он увидел в этом насмешку над собой. Удивленный и разгневанный исповедник строго выговорил Шарлю. Тогда мальчик прибавил к одной лжи другую.
— Мне приказали так исповедаться дома, — сказал он.
За эту очевидную ложь священник сделал еще один выговор. После исповеди Шарль поверил, что кюре действительно обладает сверхъестественной способностью читать мысли человека.
Шарлю было 9 лет, когда умер его отец. После смерти Фурье-старшего осталось 200 тысяч ливров. Из этого по тем временам богатого наследства на долю Шарля согласно завещанию досталось две пятых, то есть 80 тысяч ливров. До совершеннолетия Шарля его деньгами должна была распоряжаться мать.