Фурманов - страница 6
Один из близких друзей Митяя по реальному училищу, Михаил Сокольников, хорошо охарактеризовал впоследствии обстановку,' в которую попал Фурманов:
«Наше восприятие жизни ограничивалось стенами училища. Вспоминаю унизительную опеку со стороны классных надзирателей, которым вменялось в обязанность посещать квартиры учащихся. В первую очередь под такой надзор попадали «нахлебники», то есть те, кто жил на частных квартирах. К таким ученикам принадлежал и Фурманов, не имевший в Кинешме родственников и снимавший комнату со столом в чужих семьях Надзиратели под предлогом проверки поведения питомцев рылись в книгах и тетрадях, допытывались, каких авторов читает «нахлебник», кто его товарищи и куда он ходит. Из нас основательно стремились сделать «верноподданных», пытаясь пресечь всевозможную «крамолу» в зародыше.
Дыхание общественной жизни в стране проходило мимо нас, мы были полностью изолированы от нее, и естественно, что атмосфера мещанства и обывательщины обволакивала наши души…
А ведь вокруг Кинешмы, да и в самом городе было много фабрик и заводов, нарастало рабочее движение, но «стена режима» прочно отгораживала нас от жизни народа».
М. П. Сокольников рассказывает и о том, какое впечатление на учеников-реалистов произвел Фурманов: «В замкнутую обстановку реального училища Фурманов ворвался как свежий ветер, как порыв лучших устремлений молодости. Этот крепкий юноша, с копной красивых каштановых волос, с глубокими карими глазами, весь как-то светился. Выл Митяй всегда подтянут, опрятно одет, и я сейчас ясно вижу, как он прочно, крепко держит правую руку за широким ремнем своей куртки, как энергична его походка, как высоко поднята грудь, как горит, да, да — именно горит его лицо.
Я не помню унылости, скуки, усталости на лице Фурманова — оно всегда полно было бодрости, живости, кипучести его натуры. В нем бурлили большие внутренние силы, шла постоянная борьба мысли, сверкали чистые человеческие чувства…»
Первые три месяца пребывания в Кинешме прошли незаметно. Приближались рождественские каникулы, Фурманов мечтал о поездке домой, в Иваново-Вознесенск, о встрече с девушкой своей мечты, о знакомстве, о дружбе, о… кто может знать… о любви.
Много читая, он искал черты сходства героинь романов со своей незнакомой еще, будущей подругой. Искал и… находил, еще ничего о ней не зная.
В конце декабря Дмитрий приехал в Иваново-Вознесенск.
В ночь под Новый год в Приказчичьем клубе состоялся бал-маскарад.
Фурманов, осмелев, пригласил девушку на вальс. Она охотно согласилась…
С того новогоднего вечера он зачастил в дом брандмейстера, отца новой знакомой, гимназистки Наташи Соловьевой. Молодые люди уже обращались друг к другу на «ты», проводили долгие часы в сокровенных беседах и никак не могли наговориться. Фурманов убедился, что Наташа непохожа на пустых, кисейных девушек, она много думала о несправедливостях житейских, и мысли ее были часто сродни мыслям Митяя.
Гневно обрушивался Дмитрий на людей, главной целью которых является нажива. Он рассказывал Наташе о прочитанных книгах, о любимых героях, всегда борющихся против косности, против тьмы, за народное счастье. В маленькой Наташиной комнате и в укромной излюбленной ими аллее Графского сада звучали стихи Пушкина, Лермонтова.
Митяй читал Наташе и свои новые стихи, многие из которых были ей посвящены. Однако агитатор по самой натуре своей, он иногда увлекался и произносил перед девушкой целые речи, чтобы, как думал он, воздействовать на нее и окончательно сформировать ее сознание.
Наташе очень нравился красивый, вдохновенный юноша, так непохожий на всех окружающих ее людей. Поэт… Но от длинных его тирад ей становилось порой скучно. И обличительным стихам его она предпочитала интимные, лирические.
Часто беседовали они о будущем.
— По окончании гимназии жить самостоятельно, ехать в деревню, учить крестьянских ребятишек. Согласна?! — спрашивал Митяй.
Наташа колебалась. Слишком трудно ей было представить жизнь вне родительского дома. Но Фурманов добивался своего и обрадовался, когда она сдалась. Да, они поедут в деревню, будут работать рука об руку. «Сеять разумное, доброе, вечное…»