Фуше - страница 6
, — вспоминала современница.
Король Людовик XVI
Но если в масштабе всей Франции перемены лишь ожидались, то в жизни Фуше они уже произошли. Годы учебы в Нантском коллеже остались позади.
Юный Фуше окончил школу, и отец Дюриф, директор Ораторианского коллежа, посоветовал капитану Жозефу направить сына для дальнейшего обучения в Париж. У молодого человека, по его мнению, была явная склонность к учению. Из Жозефа, уверял он, может выйти настоящий ученый, правда, уточнял почтенный наставник, в достаточно узкой области знаний>{38}. Капитан ничего не имел против, и Фуше-младший очень скоро очутился в столице.
Париж. Улица Сент-Оноре. Иезуитская ораторианская семинария. Сюда Жозеф попадает 11 ноября 1781 года>{39}. Он становится столичным семинаристом, а французской Ораторианской конгрегации Господа Нашего Иисуса Христа исполняется ровно 170 лет. Ее выпускникам, получившим звание ораторианцев или confrères (собратьев), помимо непременной тонзуры, полагались такие блага, как ежегодно возобновляемый контракт с Конгрегацией и жалование, редко превышавшее 80 ливров в год. Обстановка в иезуитском коллеже почти та же, что и в Нанте, но общество — несравненно интереснее и разнообразнее, чем прежде. Среди соучеников Фуше по парижской семинарии его биографы называют молодого человека по фамилии Лебон. О парижском периоде жизни семинариста Фуше мало что известно; мы можем судить о нем лишь по случайно сохранившемуся письму Жозефа к сестре: «Ты никогда не видела меня таким тощим, мои кости скоро вылезут наружу», — писал он домой в присущем одному ему стиле, отличавшемся своеобразной смесью искренности и насмешливости>{40}. Между тем из Нанта приходят печальные вести: будучи отнюдь не старым человеком, умирает отец Жозефа. Его мать не забывает о нем (известно, что время от времени она посылает сыну деньги), но полагаться теперь ему приходится, главным образом, на самого себя.
Фуше в молодые годы
Наступает 1782 год, ставший для Фуше годом окончания ораторианской семинарии в Париже. Каковы же были итоги долгих четырнадцати лет учения, которые он провел в коллежах под бдительным оком патеров? По мнению Стефана Цвейга, обучение у отцов-иезуитов не прошло для Жозефа бесследно. В стенах нантской и парижской семинарий он приобрел несравненное умение скрывать свои мысли, мастерски носить непроницаемую личину, заменившую, в конце концов, его подлинное лицо; здесь, в Нанте и в Париже, он в совершенстве овладел искусством оставаться бесстрастным и выдержанным, невзирая на обстоятельства. Несомненным результатом лет, отданных учению, было овладение Жозефом Фуше навыками упорной работы, — это благоприобретенное качество впоследствии оказалось для него далеко не лишним. Один из тех, с кем позже не раз пересечется жизненный путь «собрата» Фуше, уверял, что способности к беспрестанным и тайным козням, столь характерные для Жозефа, были прямым следствием его ученичества у ораторианцев>{41}.
Но вернемся к 1782 году. Уже в этом году Фуше отправился преподавать математику и физические науки в иезуитский коллеж городка Ниор. Там, в Ниоре, расположенном чуть юго-восточнее родного Нанта и буквально в двух шагах от знаменитой своей фрондерской славой Ла-Рошели, состоялся дебют Жозефа на педагогическом поприще. Пять лет спустя Фуше перебрался оттуда в Жюильи — маленький городок к северу от Парижа в качестве профессора физики в местном коллеже. «Здесь, — пишет его биограф, — он смутил коллег своими антирелигиозными речами и демагогическими высказываниями»>{42}. Впрочем, не исключено, что ему довелось «отличиться» там и несколько иным образом. По крайней мере, в записках одной весьма осведомленной современницы содержится явный намек на это. В ее мемуарах говорится о том, что лет через двадцать после описываемых событий некая девица Дерозьер сумела выхлопотать у министра обшей полиции гражданина Жозефа Фуше охранную грамоту для своего отца, старого вандейца, маркиза де Дерозьера. Дело в том, что маркиз, до революции бывший королевским комиссаром, оказал молодому аббату Фуше важную услугу, прикрыв «плащом милосердия» неподобающие наставнику проделки. К их числу мемуаристка относит разбитые двери семинарии, «преодоление» городских стен в неположенное время и в неположенном месте, и т. п.