GA 122 - Мистерии Библейской истории творения - страница 9

.

Целый мир оживал в тот миг, когда душа трепетала от этих слов. Каков же этот мир? С чем можем мы сравнить этот внутренний мир, живший в душе такого ученика? Мы можем сравнить это только с тем, что происходит в душе человека, которому передают картины, переживаемые видящим, когда он созерцает сами духовные миры.

Что, собственно, описывается в том, что мы называем духовно–научным учением? Мы знаем: источник этого учения коренится в ясновидении, в живых созерцаниях ясновидящего, когда он освобождается от условий чувственного восприятия и рассудка, связанного с физическим телом, и духовными своими органами созерцает в духовном мире. То, что он созерцает в духовном мире, он может, если пожелает, перевести на язык физического мира, выразить только в образах; но в таких образах, которые могут вызвать — если достанет способности повествующего ясновидца, — могут вызвать соответствующее представление о том, что ясновидец сам созерцал в духовных мирах. Тогда получается нечто такое, что нельзя путать с каким‑нибудь описанием вещей или событий чувственного физического мира; получается нечто, относительно чего постоянно надо держать в уме, что имеешь дело с совершенно иным миром — с миром, который хотя и служит основой для чувственного, но тем не менее, по своей автономности никоим образом не укладывается в представления, впечатления и восприятия нашего обычного чувственного мира.

Если мы захотим представить картину происхождения этого нашего чувственного мира и в нем человека, то мы со своим представлением никак не можем оставаться в границах мира чувств. Всякая наука, стремящаяся дойти до первоистоков с помощью одних лишь представлений, заимствованных из мира чувственного, никогда не будет в состоянии достигнуть этих первоистоков чувственного бытия. Ибо чувственное бытие коренится в сверхчувственном, и хотя мы и можем исторически или, если угодно, геологически все дальше и дальше углубляться вспять, но если мы желаем проникнуть до самого первоисточника, то мы должны знать, что нам в определенный момент давно прошедших времен необходимо покинуть все чувственное и перейти в области, постижимые лишь сверхчувственным путем. Так называемая Книга Бытия свое повествование начинает не с чего‑либо чувственного, что можно было бы видеть физическим оком. И мы в ходе этих лекций не раз убедимся, как ошибочно было бы относить первые главы Книги Бытия к вещам или событиям, которые можно видеть внешним глазом или переживать во внешнем чувственном мире. Поэтому пока мы будем связывать со словами «небо и земля» представления, содержащие лишь остатки чего‑то видимого глазом, мы будем еще очень далеки от тех областей, к которым устремлены первые части Книги Бытия. И в настоящее время вряд ли возможно осветить эти области иначе, как путем духовной науки, которая нам в то же время дает возможность подступить к тому, что можно назвать Мистерией Праслова, с которой начинается Библия, и до некоторой степени почувствовать заложенное в этих прасловах.

В чем же, собственно, состоит исключительное своеобразие этих первослов? Выражаясь сперва отвлеченно, я должен ответить, что оно заключается в следующем: слова эти написаны на древнееврейском языке, на языке, совершенно иначе воздействующем на душу, нежели какой‑либо из современных языков. И даже если этот язык первых глав Библии теперь уже более не действует так, как некогда, то в отдаленные времена он действовал так, что звучание каждой буквы вызывало в душе определенную картину. В душе, восприимчивой к живой составляющей слова, с известной упорядоченностью, сродни органической форме, возникали образы и картины, которые можно сравнить с тем, что и сегодня еще видит ясновидящий, когда он от чувственного переходит к сверхчувственному. Можно сказать, что древнееврейский язык или, точнее, язык первых глав Библии служил как бы средством вызывать в душе образные представления, схожие с видениями человека, способного созерцать вне тела сверхчувственные области бытия.

Чтобы хоть до некоторой степени эти мощные праслова человечества живыми предстали перед душой, необходимо отрешиться от всего того выхолощенного и бледного, что вызывает в душе любой современный язык, и достигнуть некоторого представления об удивительно полнокровном, будоражащем и созидательном наполнении любого звукосочетания этого древнего языка. Поэтому чрезвычайно важно попытаться в ходе этих лекций представить себе, хотя бы до некоторой степени, те картины, которые всплывали в душе древнееврейского ученика, когда на него творчески действовал соответствующий звук, а перед душой возникал образ. Из этого вы видите, что должен существовать совершенно иной путь для проникновения в это древнее Провозвестие, нежели все те пути, которые ныне избираются для изучения какого бы то ни было древнего исторического документа.