Галактическая баллада - страница 35

Именно этим он и занимался, когда мы посетили его в первый раз. Сидя перед прозрачной броней «окна», он всматривался вдаль: там, в черноте пространства виднелись только два маленьких далеких созвездия, как две горстки блестящей пыли. Ртэслри сосредоточенно смотрел вдаль, временами покашливая. Он был моложе Бан Имаяна.

Мы с Йер Коли поздоровались с ним по-превениански. Он взглянул на нас, повел мохнатыми бровями, и, ответив на приветствие, снова стал смотреть в пустоту.

— Что вы видите там, уважаемый Ртэслри? — осмелился я спросить его.

— Ничего, — ответил он.

— Но почему тогда вы открыли это окно в Космос?

Он мельком взглянул на меня:

— Наблюдение Ничего — это уже что-то, землянин.

— Но там я вижу два созвездия, Ртэслри. Разве можно назвать их Ничего?

— Они — одни и те же на протяжении миллиардов лет. А когда нечто неизменно одинаково, это хуже Ничего.

Я прокашлялся. Мне это больше напоминало философствование, чем разговор двух историков.

— А что вы пишете сейчас? — спросил я.

— Не пишу, а диктую. У меня есть фонограф.

— Ну хорошо, что диктуете?

— Ничего. Вот уже двести лет я не продиктовал ни слова.

— Как?!

Ртэслри встал, ударил ногой по какому-то предмету возле себя, и окно в Космос закрылось.

— Все уже продиктовано, Луи Гиле. В Галактике было пять цивилизаций. Три из них погибли, две еще живы… Не считая, конечно, Земли, не достигшей уровня цивилизации.

— Но тогда…

— Что я делаю? Пытаюсь написать историю самой Галактики. Это, конечно, дело астрономов, но я переквалифицировался. Хотя и в этом нет смысла.

— Но вы же сами сказали, что есть еще живые цивилизации. Разве их история…

Ртэслри соблаговолил посмотреть на меня.

— Это нам известно, землянин. Мы знаем их как свои пять пальцев. И их будущее тоже нам известно — о нем мы судим по прошлому погибших цивилизаций… Мне. однако, ужасно хочется спать.

Он протяжно зевнул, кивнул нам и оставил нас одних. Йер Коли тихонько пробулькала.

— Не обижайтесь, он такой.

— Я многого не понял, но то, что понял, мне показалось весьма пессимистическим, — сказал я. — А у меня впечатление, что вы, превениане, оптимисты.

— Это так, — сказала Йер Коли. — Но он — особенный… и нам он очень полезен.

— Чем?

— Тем, что время от времени снижает уровень нашего оптимизма.

Действительно интересная функция! Я промолчал, однако настроение мое до вечера было на нуле и я дал себе обещание как можно реже встречаться с Ртэслри.

Ночью же я проснулся и вспомнил разговор с космоисториком.

Господи, если все так, как он говорит, если превениане предварительно знают историю живых цивилизаций, они знают, очевидно, и нашу, земную историю! А я, с помощью своего скудного ума, пытался проникнуть всего лишь в грядущий век… Впрочем, позже я понял, что все было не так просто. Тогда у меня не хватило времени как следует подумать, поскольку очень скоро после встречи с Ртэслри я был подвергнут совершенно неожиданно ИСПЫТАНИЮ, которое потребовало от меня отдачи всей моей духовной энергии.

Вы догадались, о каком испытании идет речь, братья-земляне?

Уверен, что нет. Вы, очевидно, представляете себе посадку на неизвестной планете, населенной чудовищами или живыми механизмами, или же столкновение с заблудившимся астероидом, когда я спасаю дисколет, своим телом закрывая дыру, образовавшуюся от удара, или как меня выбрасывает в безвоздушное пространство на каком-нибудь крутом повороте корабля, который я все-таки догоняю после известных приключений… Ничего подобного!

Давайте, однако, прежде чем рассказать вам об испытании, я скажу несколько слов о Йер Коли и наших отношениях. Признайтесь, вы давно уже хотите узнать что-нибудь об этом, а я и расскажу, чтобы вы не удивлялись тому, что произойдет в конце.

Для любого более или менее темпераментного землянина, который не очень-то верит в платоническую дружбу между мужчиной и женщиной, наши отношения с Йер выглядели бы по крайней мере странными. А они действительно такими и были. Она постоянно находилась рядом со мной уже целых два земных месяца, если не считать мой плен на малом дисколете. При этом мы жили в одном доме, что редко проходит без последствий. Но у нас проходило. И причина была не в моей героической верности Ан-Мари-Селестин. (Извините за шутливый тон, но то, что узнал я позже, дает мне право улыбаться). За время моего двухмесячного бешеного полета в Космосе, на Земле прошло ровно двадцать лет, три недели, два дня и восемь часов — достаточно времени для Ан-Мари-Селестин, чтобы перестать скорбеть и получить развод на основании моего бесследного исчезновения. Ее второй брак был исключительно удачлив, так как долго не продолжался, а третий супруг был на десять лет моложе ее, значительно богаче второго и, особенно, первого, которым имел счастье быть я. Я и не ожидал такой прыти от Ан-Мари! (Что касается моего Пьера, то ко времени нашего рассказа у него уже было трое ребятишек и он страдал ревматизмом).