Галактическая баллада - страница 37

— Йер Коли, вы говорите, что одиноки. Но у вас есть своя планета, почему вы не вернетесь туда?

— Вернуться? — Глаза Йер Коли стали еще более печальными. — Увы, это невозможно. И бессмысленно…

— Почему, Йер?

Она только закрыла глаза. Отдаваясь своему порыву, я погладил ее по волосам. Она даже не вздрогнула. Но когда снова посмотрела на меня, в выражении ее глаз было только недоумение.

— Луи, почему вы дотронулись до моих волос? Что это означает?

Хотя я и был смущен, я все же попытался объяснить ей, что значит погладить чьи-то волосы — иногда сочувствие, иногда снисхождение, или дружба, или любовь, или…

— Любовь? — она пыталась отыскать что-то в своем сознании. — Ах, да, Бан Имаян нам рассказывал… Любовь — это, когда мужчина и женщина соединяются, чтобы родить ребенка, да?

Ее вопрос был задан со всей превенианской наивностью и прямотой, и я опять смутился. Но нужно было отвечать.

— Да, Йер. Но это также существует и само по себе — даже, если не рождаются дети. Это как цурацал, при этом еще люди испытывают блаженство. Вот и я не могу перевести вам слово. Во всяком случае любовь — это чувство очень сильное, Йер, страсть, которая…

— Страсть? В таком случае она вредна, — удивленно подняла глаза Йер Коли. — И опасна… У нас даже цурацал считается атавизмом, проявлением примитивных натур.

— И вы одна из таких натур?

— Боюсь, что да. Однажды, когда мы с братом спорили о гипотезе Гила Ки… простите, вам, наверное, это неинтересно… я внезапно ощутила жар здесь, — она потрогала виски, — и бросила на пол свой церебральный потенциометр. Он разбился вдребезги. Наш Высший совет был очень обеспокоен. Мне пришлось пройти продолжительное лечение в Г-камере, чтобы быть снова принятой в обществе.

Бедняжка Йер Коли! Бедные превениане! Как они жили, лишенные всей гаммы чувств и главное всей силы чувств — радости, гнева, любви, ненависти, ликования, веселья, раскаяния, очарования, страха… Неужели печаль, доброта и разум им были достаточны, чтобы ощущать себя живыми?

— Луи, — сказала внезапно Йер Коли. — Можете дотронуться до моих волос, если вам это приятно.

Но у меня уже не было желания дотрагиваться до нее. Какой смысл ласкать женщину, которая остается равнодушной к твоей ласке? При этом Йер смотрела на меня такими печальными и наивными глазами, что у меня перехватило дыхание.

На следующий день она была такая же, какой я привык ее видеть, и я успокоился. Лишь в какой-то момент мне пришло в голову спросить ее, чувствует ли она себя лучше.

Йер Коли булькнула два-три раза:

— Вы имеете в виду цурацал? О, забудьте про него. Вообще-то у нас достаточно средств, чтобы избежать его, но знаете… Иногда нам надоедает наша постоянная целеустремленность… Пойдемте, я покажу вам что-то красивое…

Она отвела меня в конец парка с серебристыми деревьями и геометрически подрезанным кустарником, напомнившими мне сады Версаля, открыла «окно» в Космос и показала великолепную звезду Аделипт. Мы пролетали близко от нее и ее сияние просто ослепляло. Она была в несколько раз больше солнца громадный мохнатый шар, изрыгавший слепящие протуберанцы, запущенный какой-то страшной внутренней силой, и я невольно отпрянул от «окна». Йер Коли схватила мою руку.

— Красивая, жестокая, бесплодная, — прошептала она. — Когда мы в первый раз пролетали мимо нее, весь дисколет охватил цурацал… Не бойтесь, Луи. Действительно, у нее нет своих планет, она испепеляет все на огромном расстоянии около себя, но для нас она — безопасна. Наш разум сильнее слепой стихии.

Рука Йер Коли была теплой, но Йер забыла про меня. Она зачарованно смотрела на голубую звезду Аделипт.

Я был близок к завершению работы над последней редакцией «Истории грядущего века». Возможно, в этом и не было смысла, потому что я не знал, вернусь ли когда-нибудь на Землю, но мой труд был последней связью с потерянной родиной и, прикасаясь к нему, я чувствовал, что прикасаюсь пусть памятью своей — к родной планете. Перечитывая «Историю», я возвращался к вам, братья земляне. Видел вас — неспокойных, испокон века ищущих радость в разумной жизни, охваченных чистым стремлением к свободе и счастью, и попадающих из одного рабства в другое, ломающих оковы и создающих новые, бунтующих против судьбы, неспокойных и непокоренных…