Иван Кузьмич направился в комнату 143.
— Разрешите войти? — спросил он, приоткрывая дверь.
— Входите, входите, — сказал Родченко, отрываясь от каких-то бумаг. — Вам чего?.. Ага, — произнес он, пробежав глазами направление, — помню. И что же? Вам вчера не удалось оформиться? Так-с. Ну, а теперь уже ничего нельзя поделать… — он развел руками. — Так вы что, за галошами пришли? — спросил он внезапно.
— То есть, как? — изумился Иван Кузьмич.
— Конечно, — продолжал майор, — мы могли бы привлечь вас за хранение запрещенной литературы… Но это могло бы иметь место, если бы газета была завернута в галоши, а не наоборот…
Иван Кузьмич шатался. Ему казалось, что комната ползет вокруг него; казалось, что она вообще стала какой-то другой… И действительно, когда он поднял глаза, с испугом ища в наступивших сумерках света, он увидел, что над столом майора Родченко, на том месте, где вчера висел портрет, теперь было пусто.
Тут его качнуло. Он почувствовал сотрясение, как будто его ударил гром, и на глазах его выступили слезы. Пока он тяжело переводил дух, Родченко сказал ему, протягивая пропуск на выход:
— Ваши галоши вы можете получить в корпусе Д на складе номер восемь. Можете быть свободны.
Пошатываясь, Иван Кузьмич пошел отыскивать корпус Д. Коридор, в который он попал, был тускло освещен, скамеек у двери с номером 8 не было, и вокруг сильно пахло карболкой.
Он тихонько постучал.
— Войдите! — послышалось из-за двери. Он приоткрыл ее и увидел складское помещение. Вдоль стен тянулись длинные стеллажи, сплошь заставленные галошами. Иван Кузьмич трясущейся рукой прикрыл дверь и стал быстро уходить.