Гамбит Смерти - страница 9

Олег наклонился, пошарил в кармане куртки. – На булавке пришпилен, – бесстрастно комментировал он. – Мешает что-то, – он вытащил пластмассовую фигурку. – Шахматный конь, – снова полез в карман и достал, наконец, ключ.

Я взял фигуру здоровой рукой. Черный конь. Из того же комплекта, что и пешка.

– Я посижу пока, – Олег опустился прямо на мокрую землю.

– Сиди, – Нимисов посмотрел на меня, сказал вполголоса:

– Скоро он восстановится.

На ходу я подобрал свой рюкзак, повесил на одно плечо. Неудобно, но идти недалече.

В коридоре перед обеденным залом лежали носилки.

Аркадий засмеялся – сначала тихо, повизгивая, но смех набирал силу, и вскоре он перегибался от хохота, вытирая тылом кисти выступающие слезы.

– Таскать нам, не перетаскать! – сумел выговорить он и снова зашелся смехом, – таскать – не перетаскать!

Я взял его под локоть.

– Пошли.

Он подчинился, продолжая хохотать.

В кухне я налил стакан воды, подкапал валерианки.

– Н-не перетаскать, – зубы стучали о стекло, жидкость струилась по подбородку, но он сумел допить остаток, после чего затих.

Промыв рану, я положил гемостатическую салфетку и натянул сетчатый бинт. Заживет – если успеет.

Аркадий овладел собой.

– Не пойму, что на меня нашло. Истерика, наверное.

– Точно. Случается. Идем переодеваться. Осталось во что?

– Осталось.

В обеденном зале одиноко сидел Александр Борисович.

– Нимисов понес носилки. Решили сразу – на ледник.

Я достал из кармана фигурки – пешку и коня.

– Не ваши, случайно?

– Нет.

– Мы пользуемся Стаунтоновскими комплектами, – добавил Аркаша.

Я положил фигурки на стол.

– Неплохо бы растопить камин. Под навесом я видел дрова.

– Я принесу, – Аркаша боялся остаться без дела.

– Давайте вместе, – неожиданно предложил Страчанский.

– В южной стороне, под пленкой, – объяснил я.

Одиночество меня не прельщало, и я выглянул наружу, полагая, что больше вымокнуть некуда.

Оказалось – есть куда.

Нимисов с Олегом возвращались. Я пошёл за ними.

Подвал-холодильник располагался на бугорке, входом на север.

Ручьи огибали его стороной, дренажная канавка не давала воде проникнуть внутрь.

Низкая дверь, крутые каменные ступеньки – и холод, дыхнувший навстречу.

В полумраке я увидел, как в дальнем углу на стлани из опилок лежали два тела – Комова и Саблецова, рядом укладывали третье.

– Петр Иванович? – Нимисов поднял голову. – Мы сами управимся.

– Посмотрите, нет ли у Комова в кармане чего-нибудь.

– Документы его в селении, мы знаем.

– Все-таки гляньте.

Нимисов отодвинул глыбу льда.

– Вот – спички, брелок, игрушка какая-то. А нет, шахматный конь.

– Оставим носилки здесь, внутри, – предложил я. – Не будем беспокоить Аркадия.

– Он успокоился?

– Совершенно.

– Что вы надеялись найти в карманах Комова?

– То, что и найдено.

– Небогато.

Дом встретил дымом. Дрова занимались неохотно.

Нимисов сразу заметил фигурки на столе.

– Вот как… – он поставил рядом коня. – Да…

– Я пойду готовить обед.

– Не до обедов сейчас, Петр Иванович, – Аркаша махнул рукой.

– Именно до обедов. Необходимо придти в себя, голодный человек слаб. Мужество проистекает из желудка, утверждают индейцы.

– Я с ними согласен, – подтвердил Нимисов. – Нельзя поддаваться течению событий, это разрушает наши возможности влиять на будущее.

Опять начал не говорить, а вещать.

Олег вернулся с рюкзаками – своим и Юриным.

– Я запер дверь и заложил засов. Хватит беспечности, – он явно восстановился.

На кухне я снял одежду, развесил на веранде. Высохнет когда-нибудь. Смена в рюкзаке, завернутая в пластиковый пакет, не промокла. Повезло.

Каждую вещь – ножи, кастрюли, утварь, – я разместил аккуратно и основательно.

Больше я ничего не брошу. Никогда. Благое намерение.

Жар от плиты грел.

Сегодня Нимисов впервые забыл одобрить меню. Придется пройти в его святая святых. Тоже впервые.

– У нас нет никаких доказательств того, что смерть Крутова – результат злого умысла, – Александр Борисович говорил четко и уверенно.

Мы сидели у камина – Нимисов совсем близко, остальные поодаль. Дым давно вытянуло в дымоход, стало тепло, дождь за окном оттенял уют комнаты. Керосиновый свет висевшей над столом лампы схлестывался на стенах с нетерпеливыми огненными отблесками каминного пламени.