Гамлет. Шутка Шекспира. История любви - страница 15

Но мы еще вернемся к этому. А пока проходит еще два месяца...

*

На минуту вернемся к той фразе Полония, которая выскочила из него в минуту душевной расслабленности: ""И тотчас будет он... он будет...".

В переводе Пастернака эта фраза звучит так: "И вот тогда, тогда-то вот, тогда... Что это я хотел сказать? Клянусь святым причастием, Я что-то хотел сказать. На чем я остановился?"

Меняет ли что-либо в моей версии это небольшое расхождение в переводах? Отнюдь. Потому что и в том и в другом случае сохраняется главное: Полоний запнулся, он чуть было не проговорился! А значит, эту фразу можно смело продолжить и в переводе Пастернака, наполнив ее идентичным смыслом: "И вот тогда, тогда-то вот, тогда... Я СТАНУ КОРОЛЕМ!"

Вот зачем понадобилась Шекспиру эта сцена. Стоило только обратить внимание на одну мало понятную реплику Полония, искусно вплетенную в текст, стоило только не сбросить ее со счетов, не записать в "противоречия автора", как она тут же становится важной уликой, звеном в гармоничной цепи доказательств.

*

Наконец Полоний наказывает слуге передать Лаэрту, чтобы тот не забывал заниматься музыкой; слуга уходит. И тут появляется Офелия. Она приходит с ужасной новостью: Гамлет сошел с ума.

Вернее, для самой Офелии ужас ("О господин мой, как я испугалась!") заключался вовсе не в этом, а в том, что странная выходка Гамлета уж очень похожа на намек не слишком приличного содержания:

Каким бы добрым, заботливым и наивным отцом ни представлялся Полоний, я не верю, что он даже в принципе допускал мысль, что от страсти можно обезуметь. От страсти можно потерять совесть и стыд. А вот обезуметь можно от глубокой душевной раны, от боли, от гнева. Одним словом, от всех тех чрезвычайных эмоций, которые способна породить... ревность.

Да! Именно ревность Гамлета и входит в расчеты Полония. Однако вряд ли сама Офелия знает о них. Ее связь с королем является ее тайной - так ей, во всяком случае, кажется. И она панически боится, что вмешательство Гамлета может ей сильно навредить - одни испорченные отношения с королевой чего стоят! И тогда все, ради чего она и вступила в эту связь, может пойти прахом. Кстати, а для чего она вступила в эту связь?..

Но продолжим повествование. О, этот страшный визит! Эти спущенные, испачканные чулки, этот расхристанный камзол, это отсутствие шляпы - все эти детали, тщательно продуманные Гамлетом, явно намекают на что-то позорное, постыдное - так может выглядеть женщина легкого поведения, которой попользовались в каком-то грязном притоне; отсюда и такой вид. И Офелия это мгновенно понимает, ужаснувшись.

Как наверняка понимает и Полоний. Понимает и... радуется! Весь вид принца говорит о том, что ему наконец-то известно, что Офелия не просто прекратила принимать его, но что у нее есть кто-то другой, с кем она даже позволила себе утратить невинность. Больше того: этот кто-то - король. Да он просто обязан теперь прикончить его при первой возможности!..

Так думает Полоний. Он уверен, что дикая ревность принца вот-вот приведет его к желанной развязке. И ему даже в голову не приходит, что этому может что-то помешать. Да и что может встать на пути у ревности? Что может остановить карающую длань униженного достоинства? Ничего, думает Полоний. Никакая сила не может противостоять скопившемуся яду бессилия и оскорбленного самолюбия. Точно так же, как и никакая сила не смогла устоять против умело разогретой похоти, разоружив королеву запахом сладострастия и возведя на трон умелого сластолюбца.

Полонию и в голову не приходит, что такая сила все-таки есть.

*

Вернемся к Офелии. Поведение принца встревожило ее до крайности - ведь кроме любовной связи с королем у Офелии есть еще одна тайна, о которой пока не знает никто: она беременна! И когда Гамлет пришел в таком виде в ее комнату, это не просто напугало ее - это ее чрезвычайно насторожило! Да так, что каждое движение Гамлета тут же приобретает для Офелии огромный смысл, который она пытается разгадать. Перечитайте ее рассказ и обратите внимание, как чрезвычайно точна Офелия во всем - в последовательности действий принца, в количестве его жестов, в выражении лица, словно каждая секунда фотографически отпечаталась в ней: