Гамлет. Шутка Шекспира. История любви - страница 3

Я представлю свою версию событий. Моя гипотеза объемна - она отвечает на все вопросы и включает в себя всю пьесу и всех героев, гармонично трактуя все их поступки без исключения. При этом никаких интеллектуальных вывертов моя версия совершенно не требует - она проста и конструктивно прочна, так как в основе ее лежит не голое умозаключение, а каркас из психологической достоверности человеческих чувств и мотивации всех поступков героев на их основе.

*

Изначально у меня была другая, параллельная, гипотеза. Но чем дальше я углублялась в пьесу, тем меньше она выдерживала проверку на прочность - все чаще возникали вопросы, ответы на которые начинали выглядеть все более хилыми. Конечно, при желании досадные пробелы можно было заретушировать, убрать с них акценты, но вот беда: я не испытывала такого желания. В результате я пришла к выводу, что истинная подоплека событий напрямую увязана с этими пробелами, что копать надо именно здесь.

И тогда я снова начала с крайнего удивления по поводу того, что почти никто из литературоведов не сомневается в том, что фабула пьесы именно такова, какова она на поверхности: что нравственные страдания Гамлета вызваны отсутствием у Гертруды должных чувств к его умершему отцу и что исполнить месть ему мешают мучительные философские рассуждения или в крайнем случае комплекс Эдипа, появившийся в пьесе откуда ни возьмись стараниями шекспироведов.

Кроме того, меня сильно возмутило, что маститые исследователи, с завидной последовательностью обнаруживая в пьесе явные противоречия, относящиеся к официальной версии фабулы, спокойно списывали их на художественные недоработки Шекспира, при этом нисколько не сомневаясь в себе.

Еще не имея окончательной идеи, я находила поведение Гамлета крайне отвратительным. Наконец, когда моя неприязнь к принцу достигла апогея, я вдруг наткнулась на одно, весьма незаметное, имя в пьесе - я видела его там миллион раз, но каждый раз оно успешно ускользало от моего внимания. И не только моего. Однако теперь я все-таки решила на нем остановиться и выяснить, вправду ли это имя столь несущественно в пьесе, или оно скрывает в себе некий потенциал.

Незаметное имя оказалось ниточкой Ариадны, потянув за которую я с удивительной легкостью вышла из лабиринта сомнений. Передо мной открылся огромный контекстный пласт, представляющий из себя цельное повествовательное полотно. А вся психологическая составляющая пьесы, откровенно неустойчивая в официальной фабуле, оказалась конструктивно плотной и крепкой.

Мое негативное отношение к Гамлету исчезло без следа, уступив место состраданию.

*

О противоречиях в пьесе "Гамлет" писали все кому не лень. Нобелевский лауреат Т.С. Элиот даже называл эти противоречия "отсутствием объективного соответствия", что наделяло пьесу, по его мнению, существенными недостатками. Например:

- В начале пьесы выясняется, что Гамлету 20 лет, а в пятом - что 30.

- Гамлет и Горацио учатся в Виттенберге (учеба Гамлета прервана смертью отца и замужеством матери). Однако по приезде в Эльсинор в течение почти двух месяцев Горацио даже близко не подходит к Гамлету, они не здороваются даже на похоронах.

Только один исследователь, Альфред Барков, заподозрил, что с официально признанной фабулой что-то неладно, что психологическая мотивация героев не укладывается в ее прокрустовы рамки. Однако и он сделал ошибочный вывод, что "Гамлет" - это пьеса-меннипея. Что в итоге все "реальные" персонажи остаются живы. Что поскольку пьеса-меннипея предполагает как бы два повествования, то одно, прозаическое, написано не кем иным, как Горацио, а стихотворная часть - выдуманным "реальным" принцем Гамлетом, в то время как вставная пьеса "Мышеловка" тоже написана Гамлетом, но уже каким-то другим. Что Гертруда - вдова старшего Фортинбраса. Что Гамлет - сын этого же Фортинбраса. Что в пьесе имеются соответственно два принца Гамлета: один - нереальный "реальный", которому тридцать лет, и второй - стихотворный и окончательно выдуманный, которому не больше двадцати. Таким образом, несоответствие в возрасте Гамлета, по мнению Баркова, исчезало, а заодно устранялась странность в поведении Горацио относительно принца.