Гамсун. Мечтатель и завоеватель - страница 7
Рагнхильд Хестхаген позаботилась о том, чтобы у мальчика была своя отдельная комната наверху. Здесь Кнут мог часами читать и писать. Если книга ему нравилась, то, не дочитав до конца, он откладывал ее в сторону. В сознании рождались собственные слова, они начинали одолевать его. И надо было как можно скорее записать их, пока они не смешались с теми, что он прочитал. После таких приступов вдохновения он спускался вниз в радостном возбуждении. Позднее Рагнхильд Хестхаген рассказывала, каким он был в такие минуты. Но если в комнате кроме крестных оказывался кто-то еще, то он становился язвительным и несговорчивым.
Прошло чуть более полугода, и Гамсун прошел конфирмацию и уехал из Лома.
Он добился того, чего хотел, — сумел освободиться от власти Ханса Ульсена и необходимости унижаться перед местным пастором из Хамарёя. Во многих своих произведениях впоследствии он создаст образы не вызывающих симпатии священников.
В конце октября — начале ноября 1874 года Гамсун вернулся на Хамарёй. Он не собирался возвращаться в пасторскую усадьбу к своему дяде Хансу Ульсену. Волею судеб он нашел приют у одного из самых могущественных людей в Нурланне, Николая Вальсе.
С раннего детства Кнут был наслышан об этом предпринимателе, который в середине шестидесятых создал большое рыболовецкое хозяйство. Там занимались в основном ловлей сельди в районе маяка на острове Транёй, вблизи Вест-фьорда, в стороне от Лофотенских островов и островов Вестеролен.
Одной из дочерей этого человека, властелина здешних мест, была Лаура, всего на полгода моложе новоявленного помощника в лавке. В главном доме Вальсё обитало много разного народа. Кнут жил в мансарде, а Лаура вместе с сестрой — этажом ниже. Они встречались по нескольку раз в день. Обучалась она на дому. Ее вытянутое личико, тонкие руки, нежная шея, выступавшая из воротничка блузки, маленькие ушки, густые волосы, алый рот, выражение ее лица — все это лишило его сна. В своих записках, которым он доверил свои чувства к Лауре, он писал, что, когда он ее встретил, перед ним разверзлись небеса, душа его ликовала и он ощущал дуновение ангельских крыльев от всех предметов, к которым она прикасалась[8].
Во многих своих книгах Гамсун будет описывать, как сводит с ума нурланнское лето и людей, и животных, и цветы.
Пятнадцатилетний Кнут оказался здесь в счастливые для местных жителей-рыбаков времена, когда улов сельди побил все рекорды. Никому не удалось тогда выловить столько рыбы, как местному купцу Вальсё, на его долю пришлось больше трети всей добычи во всем Нурланне. Нередко местные парни входили в лавку насвистывая, но когда дело доходило до платежа, их покупательский азарт угасал, и они начинали говорить о грядущих уловах и будущих доходах. Приказчики все же почтительно выслушивали таких клиентов, всем своим видом давая понять готовность предоставить кредит.
Подобного наплыва покупателей никто не мог припомнить. Ведь здесь были не только телеграф и лавка, но и частная лоцманская контора, пароходная экспедиция, почта, угольный склад, ледовый погреб, хлебопекарня, разного рода трактиры, харчевни и постоялый двор, многочисленные предприятия по переработке рыбы. У Вальсё была мастерская по изготовлению неводов, собственное предприятие по разделке рыбы, грузовая шхуна, солильня, сушильня, свои острова с птичьими базарами, откуда ему везли яйца и пух. Все это, а также саму дичь он возил на продажу собственным пароходом на юг страны.
Кнут Гамсун прекрасно понимал, что Вальсё, этому нурланнскому властелину, постоянно приходится строить прогнозы будущих уловов, вкладывать деньги в различные предприятия и быть готовым стремительно реагировать на новые открывающиеся возможности или неожиданно возникающие препятствия.
Этому расчетливому денежному тузу была необходима безоглядная смелость азартного игрока при умении все просчитывать на несколько ходов вперед.
Впервые Гамсун встретил человека, на которого он безоговорочно смотрел снизу вверх.
Независимый ни от кого человек, которого окружают многие тайны, порой безжалостный и непреклонный, а порой мягкий и деликатный по отношению к тому, кто заслужил его милость. И всемогущий, прежде всего — всемогущий. В целом ряде своих романов Гамсун выразит свое восхищение предприимчивыми и сильными торговыми королями.