Гардарика - страница 21

— Боже Милостивый, каков негодяй! Но радуйся, rex, дружина твоя тебе не изменила!

— Не изменила, но не жива. Порадуюсь другому — хан Собчак не получит этого письма. Давно слыхал я об этом хане, еще от отца. Даже среди половцев слывет он вором.

— Пусть воронье склюет тела изменников, не заслуживших честного погребения, — друг мой окинул презрительным взором спобвижников князя-изменника.

— Поехали, Эдвард Эдмундич, — отвечал я, занеся уже ногу в стремя.

Вскоре мы вновь скакали по дремучему лесу.

Тяжело было у меня на душе… Первый раз в жизни своей пролил я человеческую кровь… Горевал я также и об участи верных моих воинов, сгубленных вероломством. Погруженный в невеселые эти думы, не сразу заметил я, что Волвич, выехавший вперед, неожиданно остановился, поравнявшись с огромным дубом… что это был за дуб! Даже меня, привыкшего с детских лет к столетним дубам исполинам, помнящим еще, верно, Святослава и Игоря, поразила его мощь. Казалось, в низко расположенное дупло его можно было въехать верхом…

— С этого дерева начинается земля Ведовская, — сурово вымолвил Волвич.

— О, я помню, мне рассказывали в детстве об этом дереве! — взволнованно сказал я, приподнимаясь в стременах. — Какое оно огромное! Говорят, что вятичи и из меньших деревьев строят себе дома!

— Зачем же валить такие огромные деревья? — удивленно спросил князь Эдвард. — Да и кому надобны стены такой толщины?

— Нет, Эдвард Эдмундич, — рассмеялся я. — Вятичи не рубят таких деревьев, они строят свои жилища в них…

— В деревьях?!

— Ну да, если дупло достаточно велико, — с этими словами я спрыгнул наземь. — Зайдем, сам увидишь!

Эдвард также спешился. Я первым переступил край дупла и шагнул в темноту. Вслед за мною вошел князь Эдвард. Шагов не было слышно в упругой древесной трухе. Я сделал два или три шага от входа, и остановившись, раскинул в обе стороны руки: ни одна из них не коснулась стены дупла.

— Теперь мне ясно, как можно устроить в таком дереве жилище, — прошептал Эдвард.

— Хотя оно и велико, но в таких дуплах вятичи домов не строят, — голос мой тоже отчего-то сбился на шепот. — Дупло слишком низко от земли. Вятичи выбирают для жилья дупла, которые выходят наружу где-нибудь на высоте в полтора человечьих роста. Попасть туда можно только по веревочной лестнице. Внутри дупло вытесывается и ввысь и вширь, делаются даже ступеньки от входа книзу. Настилается пол, как в горнице, даже делаются тайные окошки… Вятичи в этом — мастера, они знают точно, насколько можно вытесывать дупло изнутри, чтобы не повредить дереву. И еще делается пара запасных выходов — повыше. В случае опасности, лестница поднимается, и такое жилье становится неприступной крепостью. Даже огонь против него бессилен: знаешь сам, как нелегко занимаются живые вековые деревья: горящая стрела, воткнувшись в ствол, догорит, не причинив ему вреда: чтобы загорелся ствол, надо обложить его грудами хвороста — а стрелы с дерева летят дождем!

— Воистину это достойно удивления! Но ответь, rex, так селится только это племя?

— Да, вятичи воинственный народ, и не любят возделывать землю. К чему тайники людям, мирно добывающим хлеб? Хотя доводилось мне слышать, что последние пол-века подобные тайники стали устраивать по всем княжествам и язычники, хранящие свои нечестивые тайны…

— Подойди сюда, rex Влэдимэр! — неожиданно громко воскликнул Эдвард. — Тут какая-то веревка!

Я приблизился к нему, и наощупь принял из его рук конец свисавшей откуда-то сверху веревки… Даже не веревки… Это была веревочная лестница!

— Постой-ка, князь Эдвард! — Я, ухватившись повыше, подтянулся на руках и встал ногой на первую ступеньку лестницы… Она начала раскачиваться.

— Ты хочешь залезть наверх?

— Я хочу поглядеть, кто устраивает себе жилища-тайники в моих деревьях. Здесь не вятская, а все же таки моя земля, — отвечал я, поднимаясь.

— Я подержу лестницу, а потом залезу за тобой.

— Хорошо!

Лестница кончилась: голова моя уперлась в нечто, напоминающее днище бочонка. Я нажал на него руками: оно неожиданно легко откинулось вверх, и к изумлению моему, оттуда хлынул поток света, показавшийся мне ослепительно ярким, после кромешной темноты дупла.