Гардемарины, вперед! - страница 45

стр.

– Барки-то завтра пойдут в Новгород?

– Пойдут.

– Возьмите с собой богомолок, им к Святой Софии надо…

Помолились и улеглись, кто на печи, кто на лавках, кто на полу на войлоках. Странницам принесли охапку свежей соломы. Уже перестала кряхтеть старуха, и чей-то размеренный храп потряс воздух, и сверчок робко, словно примериваясь, выдал первую трель, как из-за пестрой занавески показалось белое в лунном свете лицо Феклы, и Алеша услышал насмешливый шепот:

– Богомолка, а богомолка… Как звать-то тебя? Иди сюда, поговорим. – Вслед за этим раздался грохот, словно упало что-то тяжелое, и оглушительный смех. – Ой, беда, ой, не могу… Сколько раз тебе, Семен, говорила, не ложись ты с краю… – причитала Фекла.

– Уймись, беспутная! – закричала проснувшаяся старуха. – То-то из тебя природа прет! Семен, успокой ты ее, ненасытную.

Проснулись дети на печи и застрекотали, как кузнечики. Алеше показалось, что нарисованный Бова-королевич тоже шевелился, погрозил кому-то похожим на веретено копьем, и голубая лошадь затанцевала от нетерпения. Изба заскрипела, закашляла, и тут, перекрывая все шумы и шорохи, взвился альт юной Дарьи:

– Чего ты, Фекла, гогочешь? Чего ты горлу своему луженому передышки не даешь? Да пустите меня в чистую обитель, чтоб зрела я-то, чистое…

…И умолкла. Похоже, кто-то из парней, устав слушать сестрины вопли, закрыл ей ладонью рот.

– Пойдем отсюда, а? – Софья ощупью нашла Алешино лицо и зашептала ему на ухо: – Что они так все орут? Ох и крикливые…

– Это у них по женской линии, – ответил Алеша.

Гроза прошла стороной. Далекие сполохи освещали горизонт. По приставной лестнице они залезли на высокий стог.

– Аннушка, что она на тебя так посмотрела?

– Понравился, – буркнул Алеша и смолк в испуге, надо же «понравилась»! Давно уж не делал он таких ошибок. – Спи, милая, – зашептал он Софье озабоченно. – Завтра поплывем на барке, дадим роздых ногам.

– А это не страшно – плыть? Мста, говорят, порожистая.

– Это прекрасно – плыть под парусом!

– Расскажи про море… То, что вчера рассказывала.

Алеша подложил руку под голову и начал:

– Далеко отсюда стоит скалистый и голый остров. Когда-то он звался Ретусари, и там на взморье меж двух дубов наш Петр поставил себе небольшой домишко, чтоб днем и ночью смотреть на море. Сейчас там город Кронштадт, нет тех дубов, нет и дома, но носятся у пристани мачты кораблей.

– Странная ты, Аннушка, – перебила вдруг Алешу Софья. – Ты очень странная. Никак тебя не пойму. Все мне кажется, что ускользает от меня что-то. Кажется, вот-вот поймаю это непонятное, но нет…

– Давай спать, – решительно сказал Алеша.

Он оставил Софье плащ, отполз на край стога и зарылся в сено. Хорошо, что он не видел широко раскрытых Софьиных глаз, которые внимательно за ним следили, не слышал ее шепота: «Странная… точно ряженая…»

6

До Твери Белова домчала почтовая карета. Везти его дальше чиновник отказался, туманно намекая на секретность груза. Саша понял, что с каждой верстой эта секретность будет возрастать, требуя дополнительной оплаты, а поскольку карман нашего героя не был перегружен звонкой монетой, он распрощался с чиновником и стал передвигаться дальше как придется – где пешком, где в карете, а то и в крестьянской телеге.

Мысли Белова были заняты Анастасией. Воображение рисовало мрачные картины – она в тюрьме, она плачет, ждет допроса, и никто не хочет ей помочь. «Скорее! Скорее!» – шептал юноша и уже не шел, а бежал вперед, сжимая кулаки от ненависти к ее обидчикам.

На четвертый день пути Белова подстерегало неожиданное приключение. Накануне его приютил на ночлег деревенский священник. Саша легко входил в доверие к людям и совершенно очаровал рассказами о московской жизни и хозяина дома, и попадью. На прощанье он получил благословение, десяток вареных яиц и полезный совет – как скостить пятнадцать, а то и все двадцать верст пути.

– Впереди болото, – сказал священник. – Тракт делает огромную петлю, а ты иди напрямик. От храма к лесу и дальше тянется тропинка, она и доведет тебя по сухому до постоялого двора в Дрюкове. Только на всех развилках выбирай левую тропку и следи, чтобы солнце светило в правую щеку.