Гарнизон в тайге - страница 59
— Большой город? — интересовалась Ядвига.
— Разрастающийся, — отвечал Зарецкий.
— Театр, кино есть?
— А как же! Раз в пятидневку работает кинопередвижка…
Шаев шел сзади. Ему было приятно за всех. Он не мог понять в эту минуту, что больше волновало его: общее чувство радости или встреча с женой. А она уже заметила мужа и спешила к нему. Волосы ее, коротко подстриженные и пышные, ослепительно блестели на солнце. От того голова у нее была будто позолоченная.
— Сереженька! — проговорила она. Руки ее обвили загорелую и упругую шею Сергея Ивановича.
Шаев при встречах с женой всегда не знал, с чего начинать разговор. Хотелось сразу заговорить обо всем, а он молчал и нежно поглаживал жену по округлым плечам. Она, подняв голову, пыталась заглянуть в его большие глаза, такие знакомые и милые. Он отвечал ей взглядом, полным любви и счастья. Клавдию охватило желание так стоять, обнявшись, слушать сильные и ясные удары сердца мужа.
— Вот и встретились. Хорошо-о! Как хорошо-о! — проговорил Шаев. Клавдия Ивановна, ухватившись за его руку и крепко сжав ее, пошла за Сергеем Ивановичем к подводам, отуманенная светлым чувством встречи.
— Я рада! Какая прелесть вокруг! Будем жить, как на даче…
— Как на даче, — повторил Шаев, слушая певуче-нежный голос жены. Было в нем что-то упоительное, сладкое: каждым ее словом он наслаждался, как музыкой. Сергею Ивановичу казалось, что он всегда будет воспринимать любовь жены, как высший дар, как счастье.
— Соскучился я, натосковался, — он успевал это сказать в едва уловимые промежутки ее речи и все слушал жену.
— А сколько ягоды — красным краснешенько! — восклицала она, смотрела вокруг, проводила легкой рукой по щекам мужа, разглаживала морщинки на крутом лбу.
— Ершишка ты мой! — и полушепотом добавляла: — Люблю!
Клавдия прижалась к Сергею Ивановичу, рядом с ним она казалась его дочерью. Она первая начала неторопливый и последовательный разговор о своей жизни без него…
Рыжая лошадь, покачивая головой и размахивая хвостом, трусила мелкой рысцой. Гремела двуколка, бросаемая ухабами дороги из стороны в сторону, но они не замечали этого.
Шаев не понимал того, что рассказывала ему жена. Он только слушал ее звучный голос. И когда жена умолкла, он заметил:
— Как хорошо тебя слушать. Ты не сказала, что скучала, а голос выдал…
Клавдия Ивановна от счастья рассмеялась, и Шаева заразил ее неудержимый смех. Они наслаждались изумительной радостью жизни.
Сзади тряслась другая двуколка. Черная лошадь с обрезанным левым ухом мотала головой. Ехали в двуколке Зарецкие, говорили они о другом.
— Я думала, здесь настоящий город. Ты писал…
— Будет настоящий. Привыкнешь…
Зарецкий даже сейчас боялся сказать честно и правдиво, что было там, куда он вез жену. Он понимал, что поступал нехорошо, однако не знал, как поступить по-другому.
Поездка до гарнизона Ядвиге показалась длиннее, чем путь на пароходе. Ее всю растрясло от таежной дороги, местами вымощенной накатником.
— Я заболею.
— Отдохнешь, времени у тебя будет много.
Говорить было не о чем, и Зарецкие долго молчали. Когда лошади поднимались в гору, Ядвига шла пешком. Но вот взобрались на горб горы. Это был перевал, отсюда дорога шла вниз, и повозка двинулась быстрее.
— Теперь скоро, — успокаивал Зарецкий, поглядывая на жену, — уже совсем близко…
Ядвига поминутно жаловалась на усталость. У нее заболела голова. Здесь, на северной стороне перевала, все заметно изменилось: растительность была беднее, зелень — однообразнее, дорогу с двух сторон сдавливали, как высокие стены, темные ели. Навстречу дул пронзительный и холодный ветер, над тайгой клубились туманы, похожие на дым.
— Что это? — спрашивала Ядвига, накинув жакет на вздрагивающие плечи.
— Туман с моря.
— Так всегда?
Подводы спустились с горы. Внизу тайга была редкой и сквозь оголенные стволы деревьев стали видны желтые постройки.
— Вот и приехали, — выговорил Зарецкий.
— Где же город? — строго спросила жена и подняла удивленное лицо.
— А вот, весь на глазах, — с грустью произнес Зарецкий.
— Мамочка моя! Тайга-а! — испуганно выкрикнула Ядвига.
Она сморщилась и громко навзрыд заплакала.