Гаврило Принцип. человек-детонатор - страница 13
, причем не только [для] сербства, но и всего южного славянства».
В 1902 году Апис написал текст клятвы и потребовал, чтобы ее подписали все вовлеченные в заговор. Клятва гласила: «Видя неизбежную гибель Отечества в случае непринятия в ближайшее время необходимых мер и считая самыми главными виновниками всех бед короля Александра и его любовницу Драгу Машин, клянемся и своими подписями подтверждаем, что убьем их». Вторым пунктом клятвы было обязательство возвести на престол князя Петра (по-сербски Петара) Карагеоргиевича.
57-летний Петр тогда жил в эмиграции во Франции. Он был весьма популярен в народе. Рассказывали, что это скромный, весьма демократичный человек, враг Австрии и друг России. В качестве добровольца он сражался в рядах боснийских повстанцев во время антитурецкого восстания 1875–1877 годов. Воевал он в Боснии под псевдонимом Петр Мрконич — никто и не догадывался, что это князь из знаменитого рода Карагеоргиевичей.
Заговорщики по крайней мере дважды намеревались убить короля. Сначала покушение должно было состояться в белградском ресторане «Коларац», где 24 (11) сентября 1901 года отмечали день рождения Драги. Но Александр в ресторан почему-то не пришел. Следующую попытку планировали предпринять во время военных маневров, но и она не удалась. В третий раз Апис и его соратники решили попросту напасть на королевский дворец, а приближенных к королю министров убить на их квартирах.
Около двух часов ночи 11 июня (29 мая) 1903 года русский военный атташе в Белграде полковник Иван Сысоев проснулся от сильного шума. На улице и на лестнице его дома слышались крики, топот, лязг оружия. Затем раздались удары в двери его квартиры — били прикладами винтовок. Сысоев докладывал в Санкт-Петербург: «Быстро войдя в переднюю, я уже встретил в ней моего лакея; оба мы были в одном белье. Мой слуга серб отворил парадную дверь, против которой находится дверь в квартиру министра, и мы увидели, что вся площадка лестницы сплошь наполнена вооруженными солдатами; но тотчас же три солдата направили на нас штыки со словами: «Затворяй врата (двери)». В это время с улицы уже слышались ружейные выстрелы, и я сейчас же догадался, что началась революция, так как знал, что в армии и в стране существует брожение и сильное недовольство реакционным режимом короля; неоднократно приходилось слышать, что всё это кончится плохо, что что-то готовится».
Разумеется, солдаты ломились не в квартиру русского военного агента — потом перед ним извинились. Как раз напротив его двери находились апартаменты министра обороны Сербии генерала Милована Павловича. Их заговорщики фактически брали штурмом, свидетелем которого и оказался русский военный дипломат.
Но главные события происходили в ту ночь в королевском дворце.
Дворец, так называемый Старый двор, находится в самом центре Белграда. Сегодня там заседает городской парламент и проводятся различные торжественные приемы. Это монументальное здание было построено для короля Милана. Любопытно, что материалы для его внутренней отделки доставлялись из Австро-Венгрии. Этот факт тоже служил для белградцев поводом для острот.
Судя по свидетельствам очевидцев, дворец охранялся слабо. Всё тот же Амфитеатров писал, что его пропустили к королю без особых формальностей; в ожидании выхода венценосца он находился без всякого надзора и если бы захотел, мог бы «начинить динамитом… тумбочки и безделушки красивой комнаты в количестве, совершенно достаточном, чтобы взорвать на воздух три четверти маленького Белграда». К тому же в коридоре всё время раздавались голоса, громко переговаривалась прислуга и «шаркали половые щетки». Из всего этого Амфитеатров сделал вывод, что Александр не боится своих посетителей.
…Накануне король признался жене, что видел дурной сон: его покойный отец молча вошел в комнату, подошел к Александру, снял с него шапку и саблю и, не говоря ни слова, ушел. Впрочем, у него имелись не только плохие предчувствия, но и материальные доказательства готовящегося переворота — анонимные письма, предупреждавшие о скором «возмущении» военных. Да и вообще недовольство в армии не было тайной — о нем почти открыто говорили на белградских улицах, в кафанах и армейских казармах.