Газета Завтра 1040 (43 2013) - страница 32

Дальше: " замуж за Татаева, человека честного и горячего. В середине войны он дал по морде начальнику движения. Тетя Таня никогда не уточняла, за что, говоря только: "Ну, это был мерзавец".

Да разве так по-русски говорят: "в середине войны дал по морде"? "В середине войны была Курская битва" - даже это плохо. И дальше много вопросов. Прежде всего, хотелось бы всё-таки знать, за что именно - "по морде"-то мерзавцу. А то ведь поэт сказал:

Очень много

разных мерзавцев

ходят по нашей земле

и вокруг.

Разных! И всем можно или надо "по морде"? А почему начальник, будучи мерзавцем, не дал сдачи? Ведь мерзавцу это ничего не стоит.

Но вот ещё непонятней: "Татаева разбронировали и отправили на фронт". Я не знаю, как проходило бронирование и разбронирование, кто этим занимался. Но если Татаева разбронировали, значит, скорей всего, ценности как работник этот "честный и горячий человек" не представлял. А к отправке Татаева на фронт "начальник-мерзавец" не имел никакого отношения, этим занимались военкоматы, о существовании коих Дафнис, похоже, и не догадывается.

Тут узнаём, что в середине войны Татаев "попал в прожекторную команду". В армии не команды, не артели, а взвода, роты, батальоны и т.д. А когда именно попал? Где? На каком фронте? Неизвестно.

Смакуем дальше: "И как-то ночью по ошибке осветил не вражеский, а свой (не свой, а наш - В.Б.) самолёт". Понять тут ничего не возможно. Что значит "осветил наш самолёт"? А где он был - на земле или в небе? Если на земле, то почему осветил только один самолёт, ведь тут же, надо думать, были и другие, и стояли они довольно далеко от немцев на прифронтовом аэродроме, - в чём опасность освещения? Если самолёт был в небе, то что,- просто пролетал над головой этого Татаева или вёл воздушный бой? Если бой, то луч мог осветить и наш, и немецкий самолёты, они же на больших скоростях мечутся друг за другом. И что значит "осветил по ошибке"? Взял и направил луч? Ведь фронтовой зенитный прожектор - это не карманный фонарик, который можно одной рукой вынуть из кармана и направить куда угодно. Это сопряженная со звукоулавливателем довольно сложная и громоздкая установка. Даже очень горячий человек не может вертеть им, как вздумается.

Увы, с первых строк - какая-то невнятица, невозможно понять, где, когда, каким образом что-то совершается. И вполне естественно: "Впервые услышав эту историю в пятом класса, Антон (герой романа - В.Б.) не мог понять, как можно было сочинить подобную чушь, что человек, находясь в расположении наших войск, среди своих, которые тут же его схватят, сделал бы такую глупость. Но слушатели Антона - два солдата Великой Отечественной войны - нисколько не удивились. Правда, реплики их - "разнарядка?", "не добрали цифры?" - были ещё непонятней".

Антон, повторю, был тогда в пятом классе, вероятно, ещё не читал "Капитанскую дочку", а в седьмом, я уверен, он понял, что всю эту несусветную чушь сочинили не смершевцы, а дядя Чудаков-Дафнис. Он же придумал и двух безымянных и тупоумных фронтовиков с их ужасными репликами.

Вернемся немного назад. Что, освещение неизвестно каким образом неизвестно где находящегося нашего самолёта имело трагические последствия, кто-то погиб? Судя по рассказу - никаких последствий. Однако, "смершевцы не дремали - Татаева тут же арестовали, а утром его расстреляли (как складно, даже в рифму! - В.Б.), обвинив в преднамеренных подрывных действиях против Красной Армии". Да какие же подрывные действия, если ничего не произошло? И как можно было расстреливать, даже не допросив? Недопустимая тупость! А вдруг Татаев был лишь одним из группы диверсантов, стоявших за ним: Катаев, Бугаев, Дудаев?..

Но СМЕРШ, созданный 14 апреля 1943 года, никого не расстреливал, он только изобличал, ловил и арестовывал шпионов да диверсантов. А расстреливали, если полагалось, только по приговору военного трибунала. Я один такой расстрел летом 1943 года, "в середине войны", видел в белорусской деревне Кульшичи. Не приведи Господи

А нагнетание ужасов продолжается. Жену Татаева арестовали и с тремя детьми шести, четырёх и двух лет она четыре месяца ждала приговора. Да почему ж четыре? Вон помянутого Солженицына 9 февраля арестовали, а 7 июля - приговор. Но ведь тут же человек, обвиняемый в столь серьёзном преступлении, что его сочли нужным с фронта доставить в Москву, где проводилось следствие, изучение вещественных доказательств (переписки), допросы - всё это требовало времени. А Татьяна сама ни в чём не обвинялась, она лишь родственница "преступника", случай, так сказать, типовой, никаких допросов и следствия тут не требовалось. И выслали всю семью на двенадцать лет в Казахстан, в какой-то совхоз. Они сами безо всякого конвоя добирались туда черт знает как: "на попутных машинах, подводах, быках, пешком, шлепая в валенках по апрельским лужам". Значит, находились добрые люди, помогали, подвозили. Да и как не помочь женщине с тремя детьми!