Газета Завтра 1045 (48 2013) - страница 13
Как ты думаешь, такой диалог возможен сейчас или он опасен? Фигура умолчания лучше вскрытия этой драмы?
Владимир Соловьёв. Исаак Матвеевич Коган - великий человек. У меня много друзей практически во всех конфессиях. И я очень дорожу этим. И диалог необходим.
Многие из тех, кто считает себя евреями, воспитаны не в иудейской традиции. И как это часто бывает с людьми, которые только узнали, что они евреи, пытаются быть ну совсем уже!
Да, я еврей, родился в еврейской семье. Наверное, формально исповедую иудаизм в том плане, что я не крещёный, два раза в год бываю в синагоге
Александр Проханов. Да, ты русский интеллигент, который иногда надевает кипу.
Владимир Соловьёв. Я считаю себя русским интеллигентом еврейского происхождения. Я говорю на русском языке. Меня умиляет, когда обо мне говорят как о последовательном знатоке каббалы. Но для этого надо знать языки. Специалист по каббале, не знающий языков? Тогда можно сказать, что я неплохо знаком с суфизмом, или хорошо знаю разные направления христианства. Потому что действительно читаю много книг, имеющих отношение к религии.
Конечно, я имею мистический опыт. А кто его не имеет?
Александр Проханов. Есть, кто не имеют. Если ты это осознал и он воспроизводится на разных этапах твоей жизни, ты же должен его куда-то поместить. В какую-то каноническую культуру. Мистический опыт - это тонкий вопрос. Одно дело, когда он индивидуален, живёт в собственном представлении, а ведь рядом есть целые мощные каналы. Может быть, наша религия - это русская поэзия?
Владимир Соловьёв. Нет. Для меня русская поэзия - надрелигиозна. Корни глубже.
Возьмите гениальное творение Микеланджело, последнюю его скульптуру Пьета. Он сделал три Пьеты. Эта - третья. Он продолжал над ней работать и за несколько дней до смерти. Как обычно представляют Пьету? Дева Мария, на её коленях лежит Христос. У Микеланджело стоящая дева Мария, и Христос, которого она принимает. Они оба стоят. Христос как бы врастет в Деву Марию. Они устремлены вверх, к создателю.
Как обработан материал! Говорят: незавершённая скульптура. Да ничего подобного! Микеланджело показал преображение. Наверх - это исчезающая скульптура. Это показывает новое качество: и устремление наверх, и воскрешение, и преображение - языком скульптуры.
Александр Проханов. Как камень превращается в свет.
Владимир Соловьёв. Как камень превращается в свет, как плоть меняет свою сущность. А чтобы это понять, надо знать священное писание.
Конечно, поэзия, скульптура, живопись. Но необходимо знать религиозные тексты, читать первоисточники, читать внимательно.
Александр Проханов. Русская поэзия обрела свою колоссальную силу, когда официальная церковь ослабела. Поэтому она была псалмом, который Россия обращала к небесам. Это была новая проповедь.
Думаю, что Тютчев видел Христа. Это люди, которые обладали мистическим опытом. Они были Христовы свидетели, в тот период, когда праведников почти не осталось
Владимир Соловьёв. Я не являюсь христианином и не хочу своими рассуждениями обидеть чувства моих христианских друзей. Среди них много тонких и глубоких богословов, и я дорожу встречами, которые у меня были с патриархом Кириллом. Его сейчас, к сожалению, мало в публичной сфере. Он - выдающийся проповедник!
Александр Проханов. Он - проповедник и выдающийся политик.
Владимир Соловьёв. Это необходимо на нынешнем этапе. Благодаря усилиям и светской власти, и церковной восстановили материальную основу Русской православной церкви. Но не духовную. Духовную ещё искать и искать. И сейчас тяжелейший момент по возвращению духовности, святости.
Александр Проханов. Я езжу по монастырям. В стране не построены новые заводы, но построены и восстановлены монастыри, которые являются заводами по переработке духовных отходов.
Владимир Соловьёв. Надо то и другое. Пока мы будем народом охранников, у нас нет будущего.
Александр Проханов. Если вернуться к твоим передачам: за что у тебя были опалы?
Владимир Соловьёв. Да я говорю то, что думаю. Кому-то наивно кажется, что мной можно управлять. За что опалы? Да никто же тебе честно не говорит. Был у меня тогда генеральный директор Владимир Михайлович Кулистиков, к которому я очень хорошо отношусь. Говорит: замечательная программа, высокие рейтинги. Напишите, пожалуйста, заявление об уходе. Никто же не вызвал, не сказал: "А вот за это, Владимир Рудольфович, мы вас выгоняем! Это указание того-то и того-то".