Газета Завтра 1164 (12 2016) - страница 15

Революции 1917 года разрушили общественное устройство, в котором православие и самодержавие имели статус системообразующей ценностной системы. Восстановление институтов государственности происходило ценой разгрома прежнего правящего класса и утверждения богоборческой идеологии в условиях гражданской войны и иностранной интервенции. Эта родовая травма в начале воплощения социалистической модели на десятилетия предопределила её эволюцию и восприятие ею религиозности вообще. Однако реальные процессы отнюдь не сводимы к дихотомииправославие или социализм. Более уместно интерпретировать их взаимодействие как сложное сосуществование с процессами посильного замещения одного другим, явного и неявного заимствования, взаимного приспособления с фазами острого противоборства и репрессиями со стороны властей. Достаточно напомнить избрание патриарха в 1917 году и восстановление патриаршества в 1943-м и известные указания Ленина о репрессиях против церкви в 1922 году. При оценке последних обычно обращают внимание на чудовищность этих указаний, что справедливо, разумеется. Однако в них есть и бесспорный факт понимания Лениным невозможности в принципе уничтожить в России православие. Он говорит о политической задаче "отбить охоту" у церкви на серьёзную роль в обществе, желательно, на три поколения вперед. Задача оказалась нереалистичной. После демонтажа социалистической модели в 90-е годы церковь частично восстановила свой статус, но он далёк от когда-то существовавшего влияния, также, кстати, неодинакового на протяжении дореволюционной эпохи.

Можно ли трактовать социализм в СССР как квазиправославную систему? Это было бы натяжкой. Во-первых, различны антропологические цели социальной и мировоззренческой моделей. У одной — Спасение, у другой — "новый человек". Можно попытаться доказать тождество этих целеполаганий, но только ценой логических уловок. Главное отличие в том, что даже коммунистический идеал человека достигает полноты самореализации своих способностей лишь в посюсторонней жизни. Большевистско-социалистический идеал вообще был сориентирован на две ключевые и во многом взаимоисключающие цели: социальный триумф "передового класса" и победа в научно-техническом и экономическом соревновании. При этом критерии принадлежности к этому классу могут формулироваться манипулятивно, им может оказаться и пролетариат, и бюрократия, и военно-партизанская элита, и научно-техническая интеллигенция. Мотив соревновательности с капиталистической системой, вплоть до претензии одного из спарринг-партнеров на то, чтобы "похоронить" другого, до определённой степени срабатывал как стимул развития. Идеал свободной и творческой личности и свободной ассоциации индивидов, преодолевших все виды отчуждения и угнетения, не антагонистичен человеку, стремящемуся "стяжать Дух Святой", а практическая повседневность невоцерковлённого советского человека нередко соответствовала образцу, названному "несвятыми святыми". Тем не менее неистовость в утверждении нового строя его даже искренних сторонников, не считая поднявшегося из свидригайловских и нечаевских духовных полей "человеческого материала", никак не докажет тождество православной личности и строителя коммунизма.

Во-вторых, различия моделей по допустимым и применяемым средствам достижения своих целей. Выбор инструментария для "первого в мире социалистического эксперимента" был задан не только четырьмя годами мировой войны, не только накопленными социальными обидами за предшествующие десятилетия, но и умонастроениями элит, молодёжи, открытой и подпольной оппозиции. Атеизм, богоборчество, антихристианские гонения стали возможны в атмосфере кризиса и труднопредставимой в наши дни необходимости усмирения тотального бунта и возможности "новой жизни", ощущение и понимание которой были крайне пёстрыми. При этом сработали глубинные, давно вызревавшие факторы и силы переустройства всей российской жизни. Среди них вопросы о земле и мире, социальной справедливости, суверенитете и межнациональных взаимоотношениях. Одного из них было бы достаточно, чтобы поколебать основы Империи, а тогда ведь сработали все вместе, да ещё в резонансе с всемирными переменами, реакцией на которые стала беспрецедентная мировая война и предварявшие её социальные революции.