Газета Завтра 1196 (44 2016) - страница 11

Кто-то может сказать: ну это роман, так сказать, "для красного словца". Нет, не для красного словца. Загоскин отталкивался от летописей, от свидетельств современников, которые чётко зафиксировали жестокую борьбу между различными русскими силами, причём борьба эта не сразу прекратилась после избрания в 1613 г. на подобии Земского собора (столь же нелегитимного, сколь и Михаил Романов, присягавший Владиславу и на момент избрания бывший подданным этого польского королевича, которого предатели-бояре выпросили у его отца Сигизмунда на царский трон).

Вот что написано в "Повести о Земском соборе 1613 года" о внутрирусском, противостоянии в Москве сразу же после капитуляции Кремля: "И хожаху казаки в Москве толпами, где ни двигнутся гулять в базарь — человек 20 или 30, а все вооруженны, самовластны, а меньши человек 15 или десяти никако же не двигнуться. От боярска же чина никто же с ними въпреки глаголети не смеюще и на пути встретающе, и бояр же в сторону воротяще от них, но токмо им главы свои поклоняюще".

Именно казаки заблокируют подворье князя Пожарского, чтобы не допустить избрания Рюриковича на московский престол, взяв таким образом реванш над земцами, над дворянско-купеческим ополчением. Впрочем, выкрикнутый ими Миша Романов, а точнее — его близкое окружение обманут казаков, и новая династия сделает ставку именно на бояр-предателей и часть "детей боярских", т.е. дворян, но это уже другая история.

В сухом остатке: 4 ноября — далеко не лучшая дата для демонстрации единства русских, реальность была намного сложнее. Смута — вообще сложное явление… С этим вплотную столкнулись советские историки, искусственно разделившие Смуту на "крестьянское восстание под руководством Болотникова" и "иностранную интервенцию и борьбу с ней". Здесь ложно всё: и само разделение, и то, что представлено в качестве частей, на которые искусственно расчленили такое целостное историческое событие как Смута.

Во-первых, в России никогда не было крестьянских войн, только казацко-крестьянские; как только казаки прекращали борьбу и бросали крестьян, всё заканчивалось. Казацкая составляющая казацко-крестьянских войн представляла собой более или менее масштабный разбой, который советские историки приравнивали к классовой борьбе; разумеется, в разбое был и социальный протест, но, с одной стороны, не только он — было и нечто асоциальное по сути; с другой — сам протест выражался асоциально по содержанию.

Во-вторых, "интервенция", которая со временем в своём неорганизованном виде действительно стала таковой без кавычек, приобрела размах в результате приглашения в феврале 1609 г. царём Василием Шуйским шведских войск (для борьбы против тушинцев, т.е. Лжедмитрия II), а важный этап польской "эпопеи" стартовал после того, как московские бояре, трясясь за власть и привилегии, обратились за помощью против всё тех же тушинцев к полякам — гетману Жолкевскому (лето 1610 г.). Иными словами, "интервенция" разворачивалась как борьба чужеземными руками одних русских сил с другими ("похуже Мамая будут — свои"), а, развернувшись, вышла из-под контроля русских предателей-бояр, и усмирять её пришлось русским патриотам во главе с Мининым и Пожарским.

Наконец, последнее по счёту, но не по значению: обособление и противопоставление "движения Болотникова" и "иностранной интервенции" совершенно неправомерно, но советские историки вынуждены были пойти на этот трюк, нарушая историческую целостность Смуты. Дело в том, что с классовой точки зрения советские историки должны были подавать в положительном свете восстание под руководством Болотникова, который, однако, был тесно связан с Лжедмитрием I, выступая, по сути, как его агент. Показательно, что уже после смерти первого самозванца Болотников, сидя с "царевичем Петром" в осаде в Туле, слал гонцов по всем направлениям, чтобы не медлили с объявлением "како-нибудь Дмитрия". Выходит, с классовой точки зрения надо было стоять на стороне Болотникова и… Лжедмитрия, а также того чужеземного сброда, который заявился с ними на Русь, и тех предателей-бояр (включая Фёдора Романова; он же — будущий патриарх Филарет; он же — отец будущего царя Михаила), которые поддерживали обоих Лжедмитриев. Но такой подход со всей очевидностью противоречит патриотизму, патриотической позиции. Последняя требует — и правильно! — встать на сторону земцев Минина и Пожарского, дворянско-купеческого ополчения, т.е. …эксплуататоров. Дилемма: либо правильная патриотическая позиция с эксплуататорами, либо правильная классовая позиция с эксплуатируемыми и… интервентами. Противоречие между классовым и национальным было устранено путём ложного рассечения Смуты на "параллельные миры" крестьянской войны и борьбы против интервентов; бояре-предатели ушли в тень (а как иначе? — среди них были представители будущей царской фамилии и многие бояре, оказавшиеся в фаворе у Михаила и Филарета). Всё это лишний раз говорит о том, насколько сложным историческим явлением была Смута.