Газета Завтра 494 (19 2003) - страница 25
— Светлой памяти убиенного в 1918 году царевича Алексея.
А сам царевич Алексей, тоже бывший мальчиком в свои трагические времена, глядел в зал с портрета-иконы, где он был изображен в военной форме с портупеей и с крестом в руке. Глядел кротко и мудро, совсем не помня зла. Момент окончательного примирения русских людей, по крайней мере тех, кто сидел в этом зале, как момент истины, настал после первых же слов песни-реквиема в форме колыбельной.
— Спи, красавец — царский сын,
Ты у батюшки один.
Пожалей ты мать свою
Баю-баюшки, баю.
Как оказалось потом, после пояснений исполнителя, эти четыре первых строки были взяты автором слов из настоящей колыбельной, певшейся когда-то царевичу Алексею. Далее колыбельная сжималась драматизмом страшных предчувствий мальчика накануне расстрела его семьи, приобретала качество вопля, причета. И заканчивалась опять же миролюбиво.
— Спи, красавец царский сын,
Ты у всей Руси один,
Не серчай на мать свою,
Баю-баюшки, баю.
После чего, скинув пиджак и выпростав лохматую голову из бабочки, мальчишка-композитор вышел посередь зала к микрофону и к радости всех собравшихся сильным грудным голосом спел еще две свои песни — уже в современных ритмах и тематике.
Вот и еще одним событием пополнилась летопись общины. Еще одному жителю окраинного московского района она помогла в жизни. Я слышал, как мальчика — сочинителя и певца приглашали выступить 1 июня в День защиты детей и свести с представителями фонда "Держава". Говорили:
— Надо поддержать артиста!
Потом уже хором в семьдесят голосов грянули "общинники" русские-советские песни.
Праздник разгорался.
Ясным весенним вечером я шел к метро вдоль Яузы. Краснокирпичные корпуса старинных фабрик высились по берегам. Яуза здесь в последние годы из сточной канавы чудесным образом превратилась в ту самую речку из песни, в которой "плыла — качалась лодочка". В преображении, конечно, были задействованы и силы помимо общины, но дух устроительства жизни на "вверенной территории" был все тот же: Москва — наш, русский город, нам здесь жить, нам его и восстанавливать после лихой годины.
ИНКА-ПУЛЕМEТЧИЦА
Анна Серафимова
13 мая 2003 0
20(495)
Date: 13-05-2003
Author: Анна Серафимова
ИНКА-ПУЛЕМEТЧИЦА
У Инки интернациональная семья. Сама она считает себя болгаркой, поскольку болгарином был ее прадед, бежавший от турок и обосновавшийся в молдавском селе, откуда правнучка болгарина приехала в Кишинев после окончания школы и устроилась на стройку штукатуром. Там она познакомилась с бетонщиком Никасом. Вскоре была сыграна комсомольско-молодёжная свадьба, и в подарок от стройки молодые получили ключи от комнаты в коммунальной квартире. Когда ожидали первенца, профком выделил однокомнатную квартиру. Инна поняла, что экзотичная, почти иностранная фамилия мужа-прибалта, сыгравшая едва ли не главную роль в выборе болгарской правнучки, не компенсирует его тягу к алкоголю и патологическую лень. Но тут начались события, предшествующие распаду Союза, и литовско-молдавский семейный дуэт вдруг осознал, что всю жизнь был порабощаем русскими, отвлекся от семейных неурядиц и включился в освободительную борьбу — развал Союза.
Инка была криклива и суетлива, что часто принимается за активную жизненную позицию, и бригада штукатурщиц, состоявшая из приехавших из молдавской глубинки девушек, делегировала болгарскую молдаванку Язамайтис в "Союз освобождения". Бегать по митингам и кричать там, символизируя глас жаждущего свободы народа, нравилось Инке куда как больше, чем в жару и холод шпаклевать потолки и стены. Она с одинаковым удовольствием и гневно вопрошала с импровизированной трибуны: "Доколе?!", и задирала какую-нибудь русскую бабулю, наслаждаясь безропотностью той, а если та смела что-то сказать, орала: "Убирайся в свою… Россию! Хватит, попили нашей крови!"
В суете освободительной борьбы Инка, отсутствие ума которой, как и многим ее землякам, компенсировали хитрость и смекалка, не забыла запастись свидетельствами своего активного участия в этой самой борьбе, потому что знала: когда свободная Молдавия начнет поощрять своих героев, многие захотят примазаться к славе освободителей и полезут за наградой. Поэтому Инка таскала с собой фотоаппарат "Зенит", полученный отцом, бригадиром овощеводов, за 2-е место в соцсоревновании. Так что фотоархив у болгарской правнучки был богатый: митинги, сжигание книг на русском, сгоревший дом русской учительницы. Упоение в бою, конечно, есть. Но в хороших жилищных условиях его не меньше. И Инка беременеет от спивающегося мужа, чтобы получить квартиру побольше. Дело уже вплотную подошло к развалу Союза. Работы у штукатурной бригады, занятой в жилищном строительстве, было всё меньше, но освободительница-активистка никак не связывала программу жилищного строительства в СССР и возможность улучшения своего квартирного вопроса. Как раз наоборот! И хорошо, что штампование типовых халуп прекратилось! Независимая Молдавия вмиг превратится во вторую Швейцарию и будет селить штукатурщиков и бетонщиков, особенно из активистов, исключительно на виллах! Кто не из активистов, улучшит свои условия за счёт жилья, освобожденного русскими, которые обязательно уедут, если не по добру, то просто "будут вышвырнуты", как обещала своим товаркам Инка.