Газета Завтра 870 (29 2010) - страница 8

     Помимо накапливания общесистемных рисков, модель взаимодействия человека с природой меняется и самим человечеством. Те же самые технологии, которые обеспечили упрощение коммуникаций, обычно называемое глобализацией, сделали наиболее выгодным из общедоступных видов бизнеса, — а значит, и наиболее распространенным видом деятельности — формирование человеческого сознания. В результате, если на протяжении всей своей истории человечество меняло окружающий мир, то теперь вектор развития разворачивается: человечество начинает заниматься изменением себя самого.

     На поверхности эти фундаментальные изменения проявляются через стихийное повсеместное приспособление социальных отношений, соответствующих индустриальным технологиям, к идущим им на смену качественно новым постиндустриальным технологиям. Пока это в основном информационные технологии, но основной их особенностью, вероятно, будет нацеленность на преобразование человека — как сознания, так и тела, а главное — на расширение психоэнергетических возможностей.

     Увы: пока это изменение выглядит как варваризация, возвращение средневекового общественного устройства, которому не мешают современные технологии.

      ПРОЩАЙ, ЗНАНИЕ!

     Более всего бросаются в глаза изменения в сфере образования. Во всем мире система, призванная воспитанием молодежи формировать нацию, вырождается в вульгарный инструмент социального контроля. Соответственно, и наука, являющаяся естественным продолжением системы образования, вырождается в набор все более сложных ритуалов и элемент культурной политики.

     Конечно, это можно объяснить тривиальной борьбой элит за ограждение своих детей от необходимости вынужденного соперничества с талантливыми представителями социальных низов. Недобросовестной конкуренции никто не отменял, — но, пока общества нуждались в профессионалах, понятный элитный эгоизм был обречен на общественное порицание и политическое поражение.

     Что же переломило ситуацию?

     То, что даже передовые общества начинают отсекать бедных от высшего образования и извращать его смысл, — признак ненужности для них технологического прогресса. Это возможно лишь при резком ослаблении глобальной конкуренции.

     И такое ослабление налицо.

     Важнейший результат качественного упрощения коммуникаций, знаменовавший собой начало глобализации, — формирование нового всемирно-исторического субъекта, глобального управляющего класса, названного Ж.Аттали "новыми кочевниками".

     Упрощение коммуникаций сплачивает представителей крупных управляющих систем (как государственных, так и корпоративных) на основе общности личных интересов и образа жизни. В то же время освобождение топ-менеджеров корпораций от контроля собственников (означающее и уничтожение частной собственности) делает управленцев самостоятельными.

     Глобальный класс управленцев противостоит разделенным обществам не только в качестве нерасчлененного "хозяина" сталинской эпохи (что тоже является приметой архаизации), но и в качестве всеобъемлющей структуры.

     Этот господствующий класс не привязан ни к одной стране и не имеет внешних для себя обязательств. Попадая в его смысловое и силовое поле, государственные управляющие системы подчиняются и начинают служить ему, а не своим народам, превращаемым в "дойных коров".

     Таким образом, конкуренция — больше, правда, напоминающая прямое владение, контроль и насилие — изменилась и ведется теперь между глобальным управляющим классом и территориально обособленными, существующими в прежней реальности обществами.

     Привычная же конкуренция между странами резко ослабляется: наличие глобального класса делает ее борьбой между частями одного целого.

     Ослабляется конкуренция и потому, что фундаментом глобального управляющего класса являются глобальные монополии. Именно их загнивание, проявляющееся как кризис перепроизводства продукции информационных технологий (с другой стороны, как нехватка спроса), — содержание современной глобальной экономической депрессии.

     Глобальные монополии не имеют внешних по отношению к себе рынков, откуда могла бы прийти останавливающая их загнивание конкуренция. Поэтому выход один: технологический рывок, при котором новые технологии, меняя лицо общества, резко ограничивают масштабы и глубину монополизации. Глобальные монополии противодействуют ему из инстинкта самосохранения (в первую очередь через превратившуюся в инструмент злоупотребления монопольным положением защиту интеллектуальной собственности).