Газета Завтра 883 (42 2010) - страница 27

      И "тоже", и весь текст заставляли задуматься: откуда такая осведомлённость о восприимчивости Медведева к справедливой критике, о его персональной культурной небезнадёжности? Простые смертные вроде бы это не замечали...

     А вот еще ответ от 20 мая с.г.: "Ваше обращение на имя С.В.Медведевой рассмотрено. Информация принята к сведению.

     Советник Е.Зыбкин".

     Товарищ Зыбкин, мы давно вылезли из зыбки и знаем цену каждого слова вашего зыбкого ответа. Но ведь до адресата письмо опять не дошло. Это хуже, чем перлюстрация, при которой письмо лишь читают или копируют, но адресат его всё же получает. Понятно, что всегда и везде перлюстрировались письма разных смутьянов, тем более, в смутную пору, когда режимы сотрясали революции. Так, 7 июня 1849 года Маркс писал Энгельсу из Парижа в Кайзерслаутерн (Пфальц), где тот как раз в те дни и орудовал не оружием критики, а критикой оружием: "Прежде всего ты должен мне ответить, пришло ли это письмо неповреждённым. Я полагаю, что письма опять любовно вскрываются". И сколько таких меток в их переписке за десятки лет! Но всё-таки письма-то доходили до адресатов!

     И ведь это касалось не только революционеров. Известно, в частности, что в Австрии читались письма Екатерины Второй к Шарлю де Линю, служившему ранее в русской армии, участвовавшему в осаде Очакова, в Германии — к Эрбергарту Циммерману, бывавшему в России, писавшему о ней, во Франции и Швейцарии — к самому Вольтеру. Но может ли всё это утешить Светлану Владимировну первопрестольную?

     Так вот, товарищ Анисимова, письма по высоким адресам не доходят. Что же теперь делать? Я — человек настойчивый и решил продолжить свои усилия в этом же направлении: написал письмо уже не супруге президента, беззащитной женщине, лишенной права переписки, а их сыну Илюше, в надежде на то, что уж молодой-то человек не позволит на ниве прав человека бесчинствовать всяким Изуверовым. Но об этом — в другой раз.

     Книгу стихов Владимира Бушина "В прекрасном и яростном мире", куда вошли и ранние стихи, и произведения последних лет, можно приобрести в пункте распространения газеты по адресу: Москва, Комсомольский проспект, д. 13, а также прислав заявку на адрес редакции.

В сентябре этого года в Геленджике прошёл 8-й международный Гидроавиасалон. Нам есть, чем гордиться — это единственный в мире авиасалон, специализирующийся на гидроавиации. Проводится он раз в два года и, так совпало, что в 2010-м году весь мир отмечает столетие первого гидросамолёта. Но не это замечательное совпадение стало поводом для статьи, заставило нас отправиться к спрятавшейся за горным хребтом маленькой морской бухте — тем более, что и в Геленджике о вековом юбилее гидроавиации почему-то не вспомнили…

     Гидроавиасалон проводится на испытательной базе КБ им. Бериева — разработчика современного реактивного самолета-амфибии Бе-200. Более того, Гидроавиасалон и Бе-200 появились на свет почти одновременно. Рискнём предположить, что геленджикское авиашоу во многом и задумывалось "под Бе-200", для того, чтобы наиболее ярко представить его миру. И это, конечно, прекрасная идея — ведь самолёты, способные дружить с водной стихией, — совершенно особенный и очень интересный вид авиации, достойный собственного салона. Однако до сих пор про Бе-200 в нашей стране вспоминали только "на парадах" — когда на различных авиа-шоу он сбрасывал раскрашенную под триколор воду, имитируя тушение пожаров, да в теленовостях, когда МЧС отправлял эту машину тушить лесные пожары где-то в Европе, Китае или Индонезии. И неизменно нам говорили: "российский самолёт-амфибия — лучший в мире, самый надёжный, самый быстрый, самый мощный среди себе подобных". Но вот этим летом беда пришла в нашу страну, на Родину Бе-200, и он оказался в центре внимания. Слушая буквально фронтовые сводки об очередном русском селе, погибшем под огнём небывалых пожаров, мы невольно вспоминали строки из мемуаров авиаконструктора Александра Яковлева: "Для десятков миллионов мирных жителей советских городов, подвергавшихся безнаказанным терроризирующим налетам врага, было непостижимо и непонятно, где же наши летчики, где же наша авиация, о которой в течение пяти-шести лет перед войной так часто и так восторженно писалось в газетах, как о самой мощной, многочисленной и передовой? Многие искали ответа на мучительный вопрос: как получилось, что к войне наша авиация оказалась неподготовленной? Ведь все были уверены, что "если завтра война", враг будет немедленно сломлен и разбит, что наша могучая авиация нанесет по врагу уничтожающий удар".