Газета Завтра 883 (42 2010) - страница 38
Ранние работы поражают наивностью приемов, похабством языка, юродивостью создателей и балансированием на самой грани духовной непоправимости и чуть-чуть за ней. В них преобладают эксперименты над собственным телом, причем носят данные опыты небезболезненный характер. Здесь есть место зашитым ртам и вскрываемым венам. Проблемы головы решаются воздействием на афедрон. Анальная составляющая искусства той поры является едва ли не преобладающей. От неприличия Мизина ("Мой огонь" отсылает к перевертышу огнедышащего дракона) до мистических и философских вопросов "рождения не оттуда" Кости Скотникова.
Изобилие проливаемых физиологических жидкостей (да, чувство гадливости зрителя есть!) в пароксизме копрофильского экстаза прерывается утробным гоготом. Что это? Утонченное наслаждение сексуального девианта, смакующего запахи и звуки "естественного" организма, нарушается грубо, по-мужицки. Как-то это неинтеллигентно, что ли... Но именно эта горсть экскрементов в лицо богатому потребителю и сделала "Носов" успешными. Как в прямом смысле "пригоршня" (фекальное наслаждение), так и в переносном: в смысле "я тебя калом намажу, да еще над тобой и поиздеваюсь".
Нет смысла читать де Сада и Захер-Мазоха, чтобы понять, частью чьей клиентеллы являются "Синие носы". К сожалению, они не субъектны.
Они — хрестоматийный объект потребления. До такой степени, что как-то неудобно говорить о карнавальности, скоморошестве, прочем умном: это банально. Необходимо понять, как юродивый превратился в респектабельного "ситуайена", не потеряв при этом привлекательности народного героя.
"Носам" хорошо удается гэг. Их дистанция — метры спринтера. Там есть и смех, и мысль. Вены в маленьких фильмах вскрываются не ножом, но неким агрегатом — химерой медицинского и ремесленного назначения. Игла погружена в кровеносный сосуд, насос бодро качает красящую жидкость, Мизин рисует автопортрет в технике аэрографии. Метафорично, тошнотворно, жутковато. О более экстремальном позвольте умолчать — если есть интерес, посмотрите сами. Как позвольте умолчать о смешном, которого предостаточно тоже — пересказывать клоунские выходки более нелепо, чем их совершать.
Ретроспектива показывает относительную беспомощность "Носов" там, где они берутся за разработку фабулы и делают пародийные фильмы со сквозным действием. Не надо.
И об отчетном событии на сем остановимся. Поскольку остались более серьезные вещи, выходящие за рамки ретроспективы видеоарта.
Мое самое важное обвинение в адрес "Носов" можно было бы сформулировать в терминах предательства, но сделать это я не могу ни по уму, ни по совести. Хотя все предпосылки, кажется, есть.
Давайте вспомним оригинальное название "Милиционеров". Кто не знает, слушайте: милиционеры целуются на фотоработе "Эра милосердия". Название вспахивает контекст "россиянского интеллигентского" глубоко: сорняков на поле остаться не должно. Глядя на "Эру милосердия" от "Синих носов", невольно вспоминаешь героя Зиновия Гердта, вещающего двум представителям правоохранительных органов о чем-то таком, от чего у этих двоих друг от друга "необычайным цветным узором земля и небо вспыхивают вдруг". И вот оно — впереди милосердие, обращенное на себя, бесконечный "чай вдвоем", который, как известно, "на фарфоре лиловатом".
Это вынести трудно. Фильм-с-Высоцким — территория Эдема позднесоветского небыдла. Поэтому и невозможно такое название! Работу нужно изъять из контекста "духовности". Лучше всего — поместив в другой контекст. Бездуховный с господствующей точки зрения. Смена названия — все дела. "Целующиеся милиционеры" принадлежат уже не контексту удушающих миазмов интеллигентских испарений, а истории изобразительных искусств. Превратившись в реплику с граффити Бэнкси.
Для протестного творца истории такое решение — измена. Особенно если учесть, что вслед за "милицанерами" стали целоваться балерины, иные персонажи номенклатурного сборника отечественных профессий. Смысл размывался, хотя балеринами, например, мог бы и усилиться. Если бы, правда, поцелуй был тройным; если бы к балетной танцовщице прибавилась пара гимнасток. Одна спортивная и одна художественная. Но это страшно, ибо как такую "троицу" ни назови, все равно вопрос о том, "куда летишь ты, птица-тройка?" окончательно не снимешь.