Газета Завтра 911 (18 2011) - страница 16

На 20 октября 1944 года, т.е. за полгода до окончания войны, проверочные спецлагеря прошли 354592 бывших военнопленных. Из них 249592 человека, то есть подавляющее большинство, были возвращены в армию, 36630 направлены на работу в промышленность и только 11556 человек или 3,81% были арестованы (И.Пыхалов. Время Сталина. Л., 2001. С.67). Вот лишь у этих четырех неполных процентов и были основания для страха. Выдавать настроение этой доли за настроение всех, значить врать с превышением лжи над правдов в 25 раз. Словом, и на этот раз строки Бродского это поэтически оформленная клевета. И наконец:

Маршал! Поглотит алчная Лета...

Ну, без Леты он не мог, в другом случае — без Стикса, Харона и т.п.:

Поглотит

Эти слова и твои прахоря...

Прахоря, по-блатному, сапоги, только принято писать не "пра", а "прохаря" (Словарь лагерного жаргона. М., 1992. С.199). Но при чём они здесь? И к чему в стихотворении скорбного рода мотивчик "блатной музыки"? Какая-то несообразность. "Эти слова", т.е. стихи, поэзия — главное в Бродском, а сапоги для Жукова — всего лишь деталь обмундирования. Как можно ставить их в один ряд? И каков общий смысл этих строк? Мол, всё будет забыто. Sic transit gloria mundi. Но это же по меньшей мере опять очень странно в стихотворении, написанном вроде бы с целью воздать должное великому человеку и восславить его.

Для Пушкина фельдмаршал Кутузов был живым вдохновением:

В твоём гробу восторг живёт!

Он русский глас нам подаёт;

Он нам твердит о той године,

Когда народной веры глас

"Иди, спасай!" Ты встал — и спас...

Внемли ж и днесь наш верный глас,

Встань и спасай царя и нас.

О старец грозный! На мгновенье

Явись у двери гробовой,

Явись, вдохни восторг и рвенье

Полкам, оставленным тобой!

Конечно, "эти слова" Лета поглотит, и довольно быстро, но слава маршала Жукова жива до тех пор, пока жив хоть один русский.

P.S.

Возможно, и на этот раз мои рассуждения об Иосифе Бродском кому-то покажутся суровыми. Что делать! Ведь он и сам в иных случаях не склонен был к любезностям. Так, в помянутой беседе с журналистом В.Пимоновым тот спросил поэта, что он думает о романе Анатолия Рыбакова "Дети Арбата".

"— А что я могу думать о макулатуре? — не задумываясь ответил Бродский.

— Но ведь эта книга пользуется фантастической популярностью.

— А разве редко макулатура пользуется популярностью? — ответил поэт" (Русская мысль №3743, 23 сентября 1988).

отзывы автовладельцев опель корса

Накануне 66-й годовщины Великой Победы считаю нужным сказать, что грязная ложь, которую льют на неё зарубежные фашисты и отечественные власовцы, никогда не уничтожит память нашего народа.

У меня в руках — красноармейская книжка моего отца. При обмене воинских документов он попросил оставить ее на память. Это, конечно, вторая книжка, выданная в 1945 году, но туда перешла запись из первой: "Галунов Иван Кузьмич 1921 года рождения, призван 15 сентября 1942 г. Рыбинским ГВК".

Я записал его рассказ о том, как это было.

14 сентября 1942 года. Дмитрлаг в г. Рыбинске. Заключенные строят водохранилище. Утром, как обычно, — развоз на работы. Зашагали бригады в промзону. Собаки лают, натягивают поводки. Конвой читает свою "молитву": "шаг вправо, шаг влево — попытка к бегству, конвой стреляет без предупреждения".

Пришли на свой объект. Приступили к работе. Работали не более часа. Но прибежал посыльный — срочно возвращаться в лагерь. Зачем? Мы ведь только что из лагеря? Что за два часа могло там произойти из ряда вон выходящее?

Во время войны даже начальник лагеря не мог остановить работу. Он мог в случае какого-либо ЧП (например, побега) поднять весь лагерь и держать на морозе или под проливным дождем. Но днем работы никогда не прекращались. В войну отменили выходные дни. Работали 7 дней в неделю. Исключение составляли заключенные-евреи. Они не работали по субботам. До войны у них было 2 выходных дня. А в войну только один — суббота. Кричим конвою: "Что случилось? Зачем в лагерь?"

Конвой не знает, сами нервничают, торопят. Собаки не лают, скулят. Это вечером они обычно рвались с поводков, подгоняли нас, потому что привыкли вовремя возвращаться к своей миске. Идём в строю, переговариваемся, конвой не пресекает. Они, видно, сами напуганы.