Газета Завтра 926 (33 2011) - страница 26
От таких пароксизмов торжества, право, просто отдыхаешь душой на тех страницах, где, скажем, тихо и скромно сообщается, что в начале войны Шостаковичу нахлобучили на голову пожарную каску, обрядили в пожарный наряд и, как позже в партию, загнали на крышу Ленинградской консерватории тушить немецкие зажигалки.
Весьма отрадно читать и о "самоидентификации Шостаковича с евреями, далеко выходящей за рамки традиционного филосемитства". То есть, по-русски сказать, композитор, как герой, которого играет Юрий Соломин в фильме "Московская сага", то ли в душе, то ли вслух восклицал: "Не хочу быть русским! Хочу быть евреем!" Это явление в принципе нам знакомо. Например, писатель Григорий Бакланов на страницах "Еврейской газеты" очень решительно даже не филосемитами назвал, а просто лишил нации и записал в евреи маршала Малиновского (украинца), маршала Катукова (русского) и генерала Доватора (белоруса). Ну, как же! Первый родился в Одессе; второй по отчеству Ефимович, как Немцов; третий — Лев, как Троцкий, — какие вам ещё доказательства! Впрочем, и русские тут не дремлют, работая на тех же диверсантов. Недавно на моём сайте одна дама зачислила туда же великого русского художника Репина. Ещё бы! Он же Илья, как Эренбург, а по отчеству Ефимович, как б.м.к. Швыдкой. Полный порядок!
Видимо, убеждение Волкова в филосемитстве Шостаковича соломинского закваса многое определило в его книге. Но какие же доказательства? Здесь небольшая заминка. Есть документы, говорит, свидетельствующие, что в молодости Шостакович был не чужд разговорам о "жидовском засилье" в искусстве. На это могли навести его хотя бы Безыменский, Кирсанов, о коих речь впереди... Но в зрелые годы он стал филосемитом из филосемитов, о чём свидетельствует его вокальный цикл "Еврейские народные мелодии". Убедительно. А не зачислить нам туда же, допустим, ещё и Лермонтова, у которого даже две "Еврейские мелодии", да Горького с его рассказом "Каин и Артём", да Куприна с его "Гамбринусом", заодно и Шолохова, любимейший образ которого, Аксинью, и в немом кино, и в звуковом играли еврейки.
Но оставим эту слишком чувствительную для некоторых персон тему, вернёмся к вещам несомненным.
Сын композитора Максим пишет: "Шостакович и помыслить не мог о побеге за границу — мы, его родные, оставались в заложниках". А то махнул бы со всеми своими премиями, орденами и звездами, да? Судя по всему, сынок уверен в этом. Нет, яблочко от яблони может далеко закатиться...
"На встречах с журналистами, — продолжает яблочко, — отец на провокационные вопросы отвечал одно: "Я благодарен СССР и своему правительству". У него были все основания для такого ответа.
Но яблочко катится ещё дальше: "До сих пор американские журналисты недовольны его ответами: "Что это он так лицемерил?" Они не понимают, в какую страну отцу надо было возвращаться, и иначе отвечать он не мог" ("Караван историй". 2004, №3, с.204).
Отец ваш, Максим Дмитриевич, всегда возвращался в любимую страну, за которую готов был отдать жизнь. 4 июля 1941 года, на другой день после великой речи Сталина по радио, в "Известиях" было напечатано письмо Шостаковича: "Вчера я подал заявление о зачислении меня добровольцем в народную армию по уничтожению фашизма... Я иду защищать свою страну и готов, не щадя ни жизни, ни сил, выполнить любое задание, которое мне поручат. И если понадобится, то в любой момент — с оружием в руках или с заостренным творческим пером — я отдам всего себя для защиты нашей великой родины, для разгрома врага, для нашей победы".
На 635 страницах книги Волкова для этого письма не нашлось места. Уж очень оно не вписывается в образ лицемера, всю жизнь проходившего в благопристойной советской маске, каким изображает его и автор, и помянутые американские журналисты, и, конечно, другие доморощенные оборотни. Эти понимают, кто они сами, и лезут из дублёной шкуры вон, чтобы доказать, будто многие большие художники тоже были антисоветчиками, но молчали, приспосабливались. Кто? И Горький, и Маяковский, и Есенин, и Шолохов, и Платонов... Вот, добрались и до Шостаковича.