Газета Завтра 926 (33 2011) - страница 39

"ЗАВТРА". Подражали кому-то?

М.Г. Мне просто нравилось петь. Подражала?.. Вы знаете, лет в восемь-девять я впервые прочитала "Консуэло" Жорж Санд. У меня какая-то уверенность появилась тогда, что роман про меня, что Консуэло — это я, чернушка такая, худющая. Позднее я прочитала эту книгу раз двенадцать.

"ЗАВТРА". Узнавали себя или уже нет?

М.Г. Всё как будто бы я. Так и в жизни получалось: много трудностей, преодолений.

"ЗАВТРА". Мария, сегодня опера — откровенный бизнес. Она — давно не спектакль, и, тем более, — не произведение искусства, а так, продукция, ходовой товар. Уютно ли вам в опере сегодня?

М.Г. Вы знаете, когда хорошая постановка, то мне в ней уютно. Новая постановка "Турандот", которую я спела в Ла Скала, оказалась замечательной постановкой. Хотя были использованы и современные спецэффекты: проекции фильмов, но они мне не мешали. Что мне не нравится? Да, опера превращена, конечно, в обыкновенный бизнес. Но, знаете, есть потрясающее вино, мое любимое — Шато д`Икем! И вы нигде не увидите рекламу этого вина, оно для гурманов. Так и с оперой. На высшем уровне опера всегда существовала и будет существовать. Но, увы, опера не настолько востребована сегодня, как это было, скажем, лет пятьдесят назад.

"ЗАВТРА". На ваш взгляд, опера должна быть режиссерской или дирижерской?

М.Г. Композиторской. Но сегодня опера во власти режиссера. А режиссеру сегодня скучно. И он, исходя из своих представлений о жизни, безжалостно режет оперу, выдирая с кровью самое важное для знатоков оперы — повторы с вариациями. Предлагаемое режиссером исполнение оперы усредняет исполнение, да и о каком самовыражении певцов может идти речь, если право на самовыражение имеет только один человек — режиссер, который иногда и не знает того, о чем ставит спектакль. Ему самому скучно, и он пытается "развеселить публику".

"ЗАВТРА". Зачем нужно осовременивать оперу? Кому нужно пускать на сцену артистов в одежде как будто они только с улицы в лучшем случае пришли?

М.Г. Я этого тоже не могу понять. Наверное, считают, что публика настолько глупа, что не может переживать страсти давно минувших дней, как свои собственные. И не сможет сообразить, что случай из классической оперы может произойти и в наши дни. Эти постановки, не побоюсь слова, дурацкие, они все-таки сделали свое дело.

"ЗАВТРА". Есть ли предел, после которого вы на сцену не выйдете?

М.Г. Ну, если дурь, вульгарность постановки полная, то я в ней не участвую. В Мюнхене в оперном театре ставили "Манон Леско", так там вообще черт знает что должно было быть, даже пересказывать неприлично. Самое трагичное, что кроме вульгарности и дури, в постановке ничего не было общего с идеей либретто, и опера совсем шла в разрез с музыкой. Опера в четыре акта должна была идти без антрактов! Сценография такая: черная лестница заполняла все пространства сцены от оркестровой ямы до самых дальних кулис и над ней огромная люстра. И всё! И никаких смен декораций. Я сказала: "Или я уеду, или будет так, как должно быть!" "Ну, как же мы будем менять?!" — говорили мне. Ничего! За два дня действие оперы поменяли, дурь убрали. Конечно, идиотизм сценографии сменить было невозможно. Но шло уже нормальное действие, без сцен группового секса. Там такая музыка! игривая, кокетливая! Журналисты потом написали — хорошо, что приехала Гулегина, всё поставила с головы на ноги.

"ЗАВТРА". В эпоху Беллини голос примадонны ценился выше дара композитора. В середине прошлого века голос стал паспортом аристократа. "Я — королева! — сказала Монсеррат Кабалье, — была до меня некоронованная королева Каллас, а теперь я". Как ценится голос сегодня?

М.Г. Голос — это единственный инструмент сегодня, который нельзя ни купить, ни продать. Но его просто шельмуют. А как ценится сегодня? По-разному. Многое зависит от человека, от директора театра. Но очень странная вещь. Звукозаписывающие фирмы, о которых, кстати, говорится в книге Нормана Лебрехта "Кто убил классическую музыку", убили и голос. Они внушили людям, что большой голос у того, кто кричит. Но это неправильно. Большой голос, как большой бриллиант, требует огромной кропотливой работы, огранки в течение многих-многих лет — для того, чтобы в голосе был не просто вопль, а было и страдание, и ненависть, и ревность, чтобы голос выражал именно те чувства, которые в данный момент испытывают герой или героиня. Например, в "Аттиле" первый выход Одабеллы — это ненависть, истерика и, соответственно, петь его школьно нельзя. А вот вторая её ария — классическая, и там нужно тончайшее звуковедение, прозрачность.