Газета Завтра 938 (45 2011) - страница 33

Но если всё это интересно для нас, современников, то можно себе представить, какой исследовательский интерес эти диалоги будут представлять для учёных: историков, философов, богословов, филологов, социологов, — через 20, 50 и, тем более, через 100 лет! Ведь и сегодня мы по крупицам собираем данные событий, отношений, разговоров русских людей XIX-XX веков. Так, сам Сергей Владимирович сегодня занимается неким, я бы сказал, "глубинным разысканием" духа и атмосферы русской жизни конца XIX-го – начала XX-го века, исследуя бытие и сознание, жизнь, смерть известных деятелей того времени. В этом смысле Сергей Фомин и учёный-историк, и учёный-философ. Однако, есть и совершенное его отличие от других современных историков.

Во-первых, это сам метод исследования. Сначала дается портрет и психологический облик самого героя. Затем его слова, мысли, действия и планы. После этого историк показывает нам, как эти планы данный герой пытается реализовывать в действительности. И тут жанр исторического исследования, вдруг, незаметно для читателя, переходит в жанр романа-эпопеи. Автор показывает нам как, пытаясь реализовать свои проекты, герой (реальный исторический персонаж) связывается с целым кругом других героев, и так же частично раскрывает их внутренний характер. Затем, очертив круг "действующих лиц", исследователь переходит к описанию всей, окружающей их, общей атмосферы того времени, со всей его мировоззренческой сложностью и драматической борьбой идей, партий, обществ, группировок… Казалось бы, картина закончена — вплоть до прорисовок тончайших идеологических и психологических деталей. Но тут в действие вступает то, без чего настоящее произведение, будь то исторический трактат, или художественный роман-эпопея не становятся тем, что Достоевский называл "безсмертными хрониками". В бессмертном произведении передача общей духовной атмосферы эпохи и борьбы идей происходит не на идеологическом и не на философском, а на мистическом, бессмертном уровне — том уровне, который создаёт исключительно религиозное видение мира.

Сегодня, когда мы, русские православные люди, живем в последние времена, многие начинают писать в жанре конспирологического откровения, который можно условно назвать соединением жанра Откровения Мефодия Патарского, а то и самого Иоанна Богослова, с жанром "Близ есть при Дверех" Сергея Нилуса. Да и немудрено. Кругом — смерть, разрушение, падение и карнавальные пляски в стиле данс макабр. Кругом — Чума, и её знаменитый самоубийственный Пир… Писатели, поэты, философы, историки напряженно ищут мировоззренческий выход и находят его в мистике, конспирологии, и… Апокалипсисе. И часто звучат такие "эсхатологические настроения", что волосы на голове шевелятся… Но — не так у Сергея Фомина. Он удивительным образом, исследуя в конечном итоге небесное измерение человеческого бытия, всегда остаётся на нашей грешной земле, твердо стоя ногами на той русской почве, которая только и может дать — и всегда давала — настоящих учёных, поэтов и писателей…

"Царь грядет!" — завещал наш старец Николай Псковоезерский. Но, похоже, грядут сразу несколько царей — человек, как минимум, двадцать. Так что ждите и трепещите. А нам — писателям — испепеляющих лет России, когда на лицах действительно лежит некий "багровый отсвет", нам — исследователям русской жизни, таким, как Сергей Фомин, — нам не терять внимания и продолжать эту хронику Русского царства последних времён…

И сколько таких свидетелей ("martiros") есть сегодня на Руси. Вот, недавно, в связи с приближающимся шестидесятилетием Сергея Фомина, собрались у него в Саввиной слободе, и была там матушка схимонахиня Николая (Гроян), и рассказывала нам о кончине Псковоезерского старца Николая Гурьянова, и как потом, незадолго перед кончиной, ночью, к нему в келью прошел по воздуху архангел Гавриил, почти прозрачный… И как после кончины уже, по бушующему озеру, преодолевая волны и ветер, на лодке везли они новый деревянный крест с резным распятием, чтобы установить его на могилу к батюшке, и как "официальные церковные власти" противились установке этого креста, и как вообще были самые настоящие гонения на этого "сбрендившего на старости лет" "старца", который уже, как святых, уже прославленных — "там, на небесах", — почитал Григория Ефимовича Распутина и царя Иоанна Васильевича Грозного, и благословил написать их лики в клеймах на вратах, ведущих к храму на острове. Так мы и сидели все вместе в беседке под вьющимися виноградными лозами: сам хозяин Сергей Фомин, его супруга Тамара, Алексей-хоругвеносец, матушка Николая и аз грешный. Я слушал и думал: "Вот же она — Святая Русь, — никогда не умирала и никогда не умрёт, потому что разве можно убить Дух Святый?.. Сергей Фомин, выполняя благословение псковоезерского старца, всё продолжает свою великую русскую эпопею о Святой Руси, которую, когда он её закончит — а я верю, что так и будет — надо будет назвать так, как названа одна (вторая) из книг цикла: "А кругом широкая Россия…" — назвать словами старца Григория, который не понаслышке знал эту самую широкую Россию, а исходил её всю своими ногами, когда совершал паломничества и в Верхотурье, и в Иерусалим… Вот и мы здесь, сейчас, в беседке под виноградными лозами с вьющимися по проволочке пронизанными солнцем, красными листьями, представляем здесь малое Христово стадо, первохристианскую общину и, одновременно, некий монархический орден православных русских людей, которые уверены, что монархия в России в последние времена будет восстановлена, и Господь Бог наш Иисус Христос пошлет нам светлого русского отрока, так похожего на Ивана-царевича и царевича Алексея одновременно…"