Где Аня? или Рефлексия в вакууме - страница 10

Скучно…

Вихров отошёл от окна, задвинул шторы так, что в комнате стало темно, и снова сел на диван. Ему вдруг захотелось сосредоточиться на какой-нибудь мысли. Ему захотелось понять, чем он недоволен, что мешает ему, что раздражает его помимо часов. Ему захотелось понять самого себя. Странно так жить, не зная себя, будто с кем-то чужим и этот чужой, как ни странно, ты сам. Находить общий язык с самим собой, веселить себя, злить, ненавидеть и любить, любить себя сильнее других. Эгоизм? Может быть. Хотя не в нём дело.

Захотелось, чтобы в комнату с громким лаем ворвался его пёс, шестилетний ротвейлер, которого Алексей оставил на попечение своему приятелю. Захотелось, чтобы кто-то прервал заунывную тишину, искренне обрадовался тому, что ты есть, что ты жив; захотелось, чтобы в комнате появился тот, кто тебя по-настоящему любит. Вихров постепенно начинал презирать собственные мысли и чувства, рождённые ими, и, чтобы больше не издеваться над собой, он включил стоявший около окна телевизор.

Как всегда, в преддверии Нового года по всем каналам показывали какую-то ересь. Собственно говоря, все эти передачи Алексей делил на два вида: первый – это там, где много поют под фонограмму, второй – где, пытаются смешно пошутить. И то, и другое, в конечном счете, сводилось к коммерции, к многоуважаемым деньгам, но выбора всё равно не было, а сидеть в тишине и в полном одиночестве становилось неприятно. Телевизор, действительно, отвлекал, чудесным образом притуплял тот поток мыслей и чувств, которого испугался Вихров. Телевизор лечил от неизвестной науке болезни, телевизор помогал убежать от самого себя, разрешал на какое-то время скрыться.

***

В конце концов, Марина, действительно, не знала, как ему помочь, потому и спросила об этом Аллу. Что она должна была сделать? Броситься Мише в ноги, разрыдаться и сказать, что она, Марина, ждала его всю свою жизнь и что без него не представляет более своего существования? Марине стало противно от таких мыслей, и она недовольно фыркнула. Вообщем-то, совсем необязательно, чтобы кто-то был рядом, можно прожить и в гордом одиночестве, не уподобляясь окружающим.

Несколько минут они шли молча. Наверно, Алла слишком хорошо понимала свою подругу, и поэтому знала, что Марина не хотела никого унизить или обидеть своим вопросом, она задала его скорее как риторический просто оттого, что тяготилась им, и видимо, давно искала на него ответ.

В парке становилось холоднее, западный ветер продувал насквозь. И хотелось где-нибудь скрыться, спрятаться от ветра и от снега, который он нёс на своих могучих крыльях.

– Интересно, зачем придумали людей? – неожиданно спросила Алла и посмотрела на бодрую старушку, шедшую им навстречу.

– Посмеяться, – улыбнулась Марина, потуже завязывая фиолетовый шарф. – Хотя, зачем-то, наверное, придумали. Сложно всё-таки человек устроен: печень, почки, желудок, клетки всякие, ткани, суставы. Чтобы просто посмеяться, можно было что-то попроще создать. Иногда возникает такое ощущение, что это ссылка. Знаешь, как наказали. За что-то наказали, разумеется, или по ошибке, что маловероятно. Мне кажется, меня наказали. А насчёт Миши? Ты, конечно, извини. Он твой брат всё-таки.

– Троюродный, седьмая вода на киселе, – добавила Алла и снова улыбнулась. – Еще глупенький относительно тебя. Я не обижаюсь. Я понимаю.

– Да, дело не в этом, – Марина покачала головой. – Не только в этом. Правда, не знаю, что делать. Стыдно как-то. Знаешь? Не люблю и даже не нравится. И что делать? Разве виноват человек в том, что он кому-то нужен, тогда как ему не нужен никто?

– Такими мыслями вы обрекаете себя на фатальное одиночество. Руки замёрзли…жуть. Пойдём отсюда, – сказала Алла.

Марина ещё раз посмотрела на заснеженный бор и стала догонять ушедшую вперёд подругу.

– А вы со мной на Вы? – весело спросила Марина.

– А как же с Вами-то по-другому, когда Вы о таких вещах говорите? Хотя если серьёзно, плохо всё.

– В каком смысле? – не поняла Марина.

– А ведь скоро Новый год, – проигнорировав её вопрос, неожиданно сказала Алла. – Должно же быть что-то хорошее впереди, что-то светлое и доброе? Ты веришь в чудеса?