Где дом твой, киллер? - страница 29

– Ну уж, «красивой». Никто не называл меня красивой.

– Для меня ты красивая. А для отца, наверняка, ты самая красивая в Германии.

– Генри, я не понимаю, чего ты от меня хочешь, к чему этот разговор?

– Знаешь, я пытался понять, почему у тебя такая неустроенная жизнь.

– Неправда, устроенная. Я вполне довольна своей жизнью.

– Не перебивай меня, я же тебя не перебиваю. Снова повторю: неустроенная жизнь. Поэтому ты хватаешься за коктейли, проигрываешь деньги в казино, все время бежишь из дома, не имеешь постоянного друга. Тебе не хватало семейного покоя, мужчины в доме. Ты отказалась от постоянных встреч с отцом. А он любит тебя.

– Да уж, «любит».

– А что, – я не знаю, какие там у него доходы, но купить взрослой дочери на день рождения такую машину не каждый бы себе позволил. Сама ты и за десять лет не смогла бы скопить на нее деньги.

– Обошлась бы без такой машины.

– Смеешься? Тебе нравится красивая жизнь: модная одежда, новенькая машина, хорошие отели. Я видел, как ты скривилась, когда увидела наш номер.

– Ну и что, красивая жизнь всем нравится.

– Не буду спорить, всем. Так что давай, звони отцу. Но я не собираюсь с ним видеться.

Марта, удивленно:

– Почему?

– Незачем это. Сегодня мы с тобой рядом, а что будет завтра, я не знаю. Подумает, что ты привела претендента на твою руку.

– Интересная мысль.

Почти рассмеялась:

– А что, я не против рассмотреть такое предложение, если оно будет.

– Давай, давай, звони. И включи звук. Я хочу слышать.

– Дай хоть доесть десерт.

20:00. Там же.

Звонок Марты для барона Вилленберга такая неожиданность, что, после того как она назвала себя, барон запнулся и замолчал на несколько секунд.

– Да, доченька. Ты где, дома?

– Я во Франкфурте, проездом. Мы могли бы завтра утром встретиться?

– Конечно, но я бы мог и сейчас к тебе приехать. Где ты остановилась? Не хочешь переночевать у меня дома? У меня никого из посторонних в доме нет.

– Нет, мне это неудобно. Я не одна, со мной друг. Давай завтра.

– Где? Ты могла бы приехать ко мне в банк? Или мне подъехать к тебе?

– Я приеду в банк. Я знаю адрес.

– Хорошо, жду тебя между девятью и десятью. Тебе это удобно?

– Да, подойдет. Пока.

– Целую тебя, дочка.

Марта отключила телефон, посмотрела на Генри:

– Доволен?

– Да, все нормально. Судя по интонациям, он был рад услышать твой голос.

– Да, и думает, наверное, что я приехала за деньгами.

– Ни в коем случае не проси. Говори, что у тебя все нормально, просто захотелось увидеть отца. А теперь забудь все до завтрашнего утра. Пойдем, погуляем по городу.

20:30. Мюнхенер штрассе.

Генри и Марта медленно идут по Мюнхенер штрассе к центру. По дороге зашли в «Maxie Eisen bar», постояли у стойки, выпили по коктейлю. Генри скривился – коктейль слишком слабый и сладкий, но Марте понравился.

Прошли до площади Вилли Брандта. Генри остановился, глядя на оперный театр. Марта энергично замотала головой:

– Я не одета для театра. А возвращаться, переодеваться – не хочется.

Дошли до большого перекрестка и остановились. Генри уже хотел возвращаться, но Марта потащила его вперед: на узенькую Мюнцгассе, которая перешла в такую же узкую и коротенькую Лимпургергассе, выводящую на площадь Ромерберг. Марта преобразилась в экскурсовода:

– Это моя любимая площадь. Сюда мы часто бегали студентками. Этот уголок старинного Франкфурта полностью восстановлен после американских бомбардировок.

Действительно, центр старинного и средневекового Франкфурта выглядит вечером сказочно. Марта ведет Генри в середину площади, к фонтану юстиции:

– Смотри, Генри, все вокруг – это дома пятнадцатого – восемнадцатого веков и даже раньше. Видишь – Старая Ратуша, ее называют Рёмер, и отсюда пошло название площади. Готический костел четырнадцатого века святого Леонарда. Красная с зеленым куполом башня церкви святого Николая. А чуть дальше, за домами, виднеется Франкфуртский кафедральный собор.

Марта поворачивает Генри из стороны в сторону:

– В этом здании жил Гёте, теперь здесь его музей. Здесь, в Рёмере, со времен династии Штауфенов, то есть с двенадцатого века, короновали кайзеров.

Она продолжает что-то говорить чуть ли не о каждом доме вокруг, но мысли Генри уже убежали вдаль, к Венеции, и он не очень прислушивается к ее словам.