Где найдешь, где потеряешь… - страница 27

Анфиса никогда не бывала здесь, поэтому, войдя, огляделась. Однокомнатная квартира была обставлена стандартной мебелью. Стенка, мягкая мебель, в углу на тумбочке телевизор, стол с хрустальной вазой. Фотография Антона, прислоненная к вазе. Анфиса подошла поближе, чтобы ее разглядеть.

Да, это был уже не тот пухленький мальчик, которого она помнила. Антон возмужал. Он стоял на фоне моря в одних шортах.

– Это он в Турции отдыхал, – пояснила Анна Максимовна, войдя в комнату и увидев, что Анфиса разглядывает фотокарточку. – В Анталье.

– Да, – Анфиса никак не могла сообразить, что же нужно сейчас сказать.

– Эта фотография у меня как икона. Я же, Анфисочка, сейчас в церковь не хожу. Правда, сначала ходила, свечки самые дорогие ставила, молила, чтобы Господь мне сына вернул, а теперь не хожу. Не то чтобы веровать перестала, нет… Просто войду, куплю свечку, а куда ее поставить, не знаю уже. Не то за здравие, не то за упокой…

Анфиса вновь почувствовала огромную жалость к этой теперь уже совершенно одинокой женщине. Она не знала, что ей ответить, посоветовать. И попыталась перевести разговор на другую тему. На глаза попалась Маруська. Она терлась о ноги хозяйки.

– Вы ее «Вискасом» кормите? – спросила Анфиса, вспомнив надоевшую рекламу.

– Нет. Это она раньше ела всякие заморские угощения, а теперь они нам не по карману, – и добавила: – Антошка ей всегда «Вискас» покупал, а вот когда последний раз приезжал, забыл. Да и не до нее ему тогда было. Расстроен сильно был он.

– Чем? – поинтересовалась Анфиса.

– Не знаю я. Толком не поняла. Пришел слегка выпивши, чего с ним никогда не случалось. Я стала его отчитывать. Ну какой матери это понравится? А он и говорит, как бы сам с собой, это, мол, все из-за «клубнички».

– Что? – Анфиса чуть не подпрыгнула на стуле. – Какой такой «клубнички»?

– Не знаю я, – пожала плечами Анна Максимовна. – Может, и неточно запомнила. Я тогда внимания на это не обратила, да и забыла об этом. Вот только сейчас вспомнила.

– «Клубничка», – произнесла Анфиса. Это слово говорил вчера этот поросенок. Как его? Наф-Наф? Да нет – Ник-Ник.

– А что это, Анфиса? Вроде зелье какое-то. Что-то там с работой связано.

– Порошок один. Лекарство. – Анфиса старалась говорить равнодушным тоном, чтобы Анна Максимовна не придала разговору никакого значения.

Значит, зелье успокоительное под названием «клубничка». Дорогое. И из-за него нервничал Антон перед тем, как исчезнуть. А чем черт не шутит, может, туг что-то и скрывается?

– Правильно, на работе, значит, кто-то его расстроил.

– А где он работал? Где этот центр? – спросила Анфиса. Теперь работа Антона ее заинтересовала

– Может, мне тоже съездить туда полечиться? Нервы, Анна Максимовна, стали совсем никуда, – придумала она оправдание.

– А что ж, езжай, – и Анна Максимовна подробно объяснила ей, где находится медицинский центр, в котором работал Антон.

Посидев еще немного и поговорив о пустяках, Анфиса собралась уходить. Ей хотелось обдумать услышанное, взвесить…

– Анфиса, а телефон Романа Семеновича? – вспомнила Анна Максимовна, когда Анфиса уже переступила порог.

– Ах да, – Анфиса неохотно вернулась, чтобы взять, и взяла телефон. Но ей было не до колдуна. Ее интересовала работа Антона. Все выстраивалось в единую линию: медицинский центр, травы, порошочек, неприятности Антона и его пропажа. «Завтра обязательно поеду туда», – подумала она. К роли частного сыщика она уже начала привыкать…

Анфиса вылезла из новенького «шестисотого» «Мерседеса» председателя правления Московского бизнесбанка. Не то чтобы у нее были хорошие отношения с этим председателем. Точнее, отношений у них вовсе не было никаких. Просто шофер его калымил в свободное время на роскошной машине, как на старом «жигуле».

«По миру пойдешь»,– подумала Анфиса,

отдавая водителю очередную купюру. За два года она основательно отвыкла от общественного транспорта и плохо знала, сколько нужно в Москве платить за метро. Ничего, вот кончатся деньги, и тогда ей придется осваивать вновь тяжелую участь московского пассажира. Будут ей мять бока в троллейбусах, будут притираться сзади какие-то сопляки с жадно горящими глазами, чьи-то руки как бы невзначай будут шарить, где приличным незнакомым людям шарить не положено, но давка как война – она все списывает.