Где ты, любовь моя? - страница 12

Я снова рассмеялась:

- Нет, вы не так меня поняли. Я сама заплачу, просто очередь очень длинная.

Парень явно удивился, заметив позади себя огромную толпу народу.

- О да. Конечно. С радостью, - сказал он. И тоже улыбнулся. Мне никогда не доводилось видеть подобной улыбки, по крайней мере, у взрослых людей. Его улыбка была по-детски невинной, искренней и светлой.

Со времени своего приезда в Париж через Клода и его друзей я познакомилась с целым скопищем молодых людей. Сама атмосфера на Левом берегу 1948 года располагала к этому. Люди общались, ходили в кафе, мои ровесники были открытыми, жадными до свежих идей - новое поколение, одним словом. Но этот парень у входа в «Урсулинки» разительно отличался ото всех.

Очередь медленно продвигалась вперед, и вскоре мы оказались в кинотеатре. Он заколебался, пока мы шли по проходу.

- Давай вместе сядем, - выпалила я на одном дыхании. - Этот фильм не стоит смотреть в одиночку.

Он с любопытством взглянул на меня, очевидно взвешивая мои слова, затем серьезно кивнул, ну прямо как ребенок. Парень был красив, по-мужски красив. Он пошел было к свободным местам, но я взяла его за руку и потащила вперед, ряд в восьмой или седьмой.

- Слишком близко! - возразил он.

- Ничего подобного! - заявила я с видом знатока. - Надо сесть поближе, иначе половину пропустишь.

Он крепко сжал мою руку, и мы двинулись к своим местам. В сорок восьмом году никто не снимал пальто, потому что отопления нигде не было. Я улыбнулась ему, устроившись поудобнее в глубоком кресле и ожидая Росселини. Он казался смущенным, или, точнее, это я его смутила. Я полезла в карман и вытащила оттуда американский шоколадный батончик, немного помявшийся среди сигарет, спичек и всякого прочего хлама.

- Ты американка? - спросил он меня по-английски.

- Да. Это шоколадка меня выдала?

- Нет. Твои манеры.

Я рассмеялась:

- Неужели никто никогда не приставал к тебе в очереди в кинотеатр и не тащил за руку в передние ряды?

Теперь мы уже оба смеялись.

- Ты студентка? - спросил он, аккуратно разворачивая шоколадку и стараясь не перепачкать пальцы.

- Искусство, - ответила я, вылавливая из кармана «клинекс».

Он с любопытством осмотрел салфетку:

- Что это?

- Это чтобы руки вытирать. Шоколад всегда течет. Бумажный носовой платок, «клинекс».

- Ага. - Он осторожно взял его чистой левой рукой. - Умно придумано.

- Ты никогда не видел бумажных носовых платков?

- Нет. Среди моих друзей нет американцев. У них у всех в карманах шоколадные батончики и бумажные носовые платки? Они все так с людьми общаются? - Он одарил меня нежной застенчивой улыбкой.

- Не все американцы такие болтливые, как я, но у нас у всех есть «клинекс». - Я растянула губы в улыбке, но тут же пожалела о своей бесцеремонности: она была совершенно не к месту. Нет, даже больше - мы с ним будто бы на разных языках разговаривали. Он смотрел на меня серьезно, в глазах читалась попытка осмыслить глубинный смысл моих слов, а не раскусить шутку. Однако, поняв, что я просто пошутила, он тоже засмеялся. На нем был армейский плащ, толстый голубой свитер с высоким горлом и совершенно неописуемые брюки.

- Меня зовут Милош Керович. Я учусь в Православной семинарии, хочу стать священником.

Свет в зале погас как раз вовремя, чтобы скрыть мое удивление. Весь фильм я только об этом и думала, не в силах осознать услышанное. Священник, православный священник. Господи, помилуй мя!

Мы вышли из кинотеатра вместе, с жаром обсуждая Росселини, и в итоге добрались до войны. Он воевал в горах вместе с четниками4, затем прошел через немецкие лагеря.

- Сколько тебе лет? - поинтересовалась я.

- Почти двадцать два.

- Но ты был слишком молод, чтобы воевать!

- Как и все остальные, - пожал он плечами.

Некоторое время мы молча шли по бульвару Сен-Мишель в сторону Сены.

- Проводить тебя до дома? - спросил он.

Я глянула на часы на площади Сен-Мишель. Было двенадцать сорок пять.

- Ой, ты на метро опоздал. Где находится твоя семинария?

- Довольно далеко. В районе каналов. Но не переживай насчет метро. Я могу пешком дойти, мне не привыкать.

- Да, но это моя вина. Я должна была подумать. Сама-то я рядом живу, на рю де Драгон. Я привыкла, что до дома рукой подать.