Где восходят звезды - страница 15

До станции было недалеко, но каждый шаг был риском. Мы не продавали онигири в Камакуре. Было слишком опасно. А если нас отследят до дома? Начнут угрожать? Мы пытались помогать другим в начале, как хотел бы отец. Мы взяли в дом пухлую и милую женщину с красным лицом и толстыми пальцами.

— Зовите меня бабушкой, — сказала она, повязала красный фартук мамы и резала тофу кухонным ножом нашей мамы. Мы дали ей спать на маминой кровати. Она сделала нам мисо-суп и хлеб на обед, мы заснули с теплыми словами и полными желудками. Мы проснулись и обнаружили, что рис и тофу пропали, банка чайного порошка опустела, остатки арбуза были украдены. Она забрала красивое синее кимоно мамы. Бабушка даже приготовила кровать, а потом пропала с нашими вещами. Это для меня было любопытнее всего.

Теперь мы ни с кем не говорили, старались выглядеть голодными, как все. Порой нам кричали, спрашивая, что в корзинке. Я говорила: вода, книги или куклы дарума. Порой я говорила, что кости матери. И больше вопросов не задавали.

Мы были ее костями. Мы остались двумя птенцами под ее крыльями и уставшими лапками. Мы проснулись голодными во тьме, думая лишь, что нужно есть и выживать. Есть. Выживать. Как два шелкопряда, мы сплели коконы, чтобы закрыться. Не смотреть на печаль и разрушение. Не смотреть на тех, кто звал нас. Я крепко сжала руку Аки, и мы быстро пошли к станции.

Сегодня много людей направлялось в Токио. Кроме еды и выживания, дел толком не было. Новости не вернулись, но порой приезжали грузовички от властей и кричали в рупоры. Сегодня запускали спутник. На это откладывались припасы, выжившие ученые этим занимались. Они думали, если он взлетит, мы снова будем со связью. Мы сможем послать сообщение, что мы тут, если было кому слушать.

Врата станции поржавели, но поезд ходил два раза в дверь. Люди беззвучно шли на платформы, их грязные волосы были в воде, их грязная одежда была приглажена руками. Никто не говорил. Мы были призраками того, что было. Мы выстроились внутри отметок, словно на пути в школу, магазины. Я повернула ремешок, корзинка была теперь передо мной, чтобы я все время ее видела. Аки прижалась ко мне, защищая корзинку маленьким телом.

Поезд приехал без звонка, без вежливого голоса, сообщающего о прибытии. Колеса заскрипели на рельсах. Вагоны грохотали, выравниваясь под отметки. Окна были разбиты, осколки смели кучками у рельсов, и там они лежали месяцами. Двери с трудом открылись, мы с Аки сели на алые сидения с другой стороны. Места было много. В нашем вагоне было лишь пятеро людей, а раньше тут было полно работников и учеников в форме, с медными пуговицами и чулками до колен.

Дверь в конце поезда открылась, вошел кондуктор. Его пиджак был без застежки, фуражка обтрепалась. Его белые перчатки были постиранными, но все равно в пятнах. Он бы потерял работу, явись в таком виде раньше, но в этом мире он казался чистым, символом того, какими мы были. Он хлопнул руками по штанам и низко поклонился нам. Его голова была у пола, когда он закричал извинения:

— Прошу прощения за состояние поезда, — рявкнул он на вежливом японском. — Прошу прощения за состояние окон. Постарайтесь не порезаться. Простите, что мы не можем отмыть полы. Поезд вот-вот поедет. Простите, что звонки не сообщают об остановках, — он всегда так говорил. Мы тихо слушали. Он выпрямился и пошел в другой вагон, поклонившись на выходе.

Через пару мгновений поезд поехал. Осенний холодный ветер задувал в разбитые окна. У нашего окна виднелась темная высохшая полоса, кровь была возле рамы. До города путь был долгим, поезд медленно двигался по рельсам.

Мужчина напротив смотрел на нашу корзинку. Я сжала пальцы на крышке и отвела взгляд, надеясь, что он перестанет глазеть. Он молчал, пока мы покачивались. Он был широкоплечим под черным свитером, узкое угловатое лицо было с темными глазами. Он был голодным, как мы, но намного больше. У меня не было шансов против кого-то его размера. Ему нужно было лишь выхватить корзинку. Я не смогла бы остановить его. Мы знали это. Я часто брала онигири в чем-то безопаснее, типа рюкзака, но сегодня мне нужно было как можно больше, и потому я была с уязвимой корзинкой.