Где я живу - страница 15
Нэнси застонала.
– Мы уже два часа ломаем голову, чем ему поужинать напоследок!
Вошел почтальон: он принес единственный конверт, адресованный Нэнси и подписанный жирным карандашом. Она была потрясающе красива в своем негодовании, когда распечатывала его: конечно, письмо от Билли Поэта!
Нэнси оказалась права. В конверте лежал листок с четверостишием, но не его сочинения: то была старинная шуточная песенка, которая после всеобщего внедрения гуманного контроля рождаемости приобрела новый оттенок смысла. Тем же жирным карандашом Билли Поэт вывел такие строчки:
Когда Нэнси вошла в кабинку, чтобы узнать, зачем ее позвали, Сладкий Дедуля лежал на изумрудно-зеленом шезлонге, на котором за последние пятьдесят лет мирно покинули этот мир сотни других людей. Он изучал меню из соседнего ресторанчика Говарда Джонсона и притоптывал в такт фоновой музыке, льющейся из динамика на лимонно-желтой шлакоблочной стене. В комнате было единственное окно, забранное решеткой снаружи и подъемными жалюзи изнутри.
Рядом с каждым салоном ФАГС обязательно располагался ресторан Говарда Джонсона – и наоборот. У ресторанов была оранжевая крыша, а у салонов – фиолетовая, но и те и другие принадлежали правительству. Практически все на Земле было правительственное.
И практически все делали машины. Нэнси, Мэри и шерифу повезло: у них хотя бы была работа. Большинство людей не могли этим похвастаться. Средний житель днями напролет торчал дома и смотрел телевизор – единственный правительственный канал. Каждые пятнадцать минут телевизор призывал его голосовать с умом, потреблять с умом, молиться в любой церкви на выбор, любить ближнего своего, соблюдать законы – или сходить в ближайший салон ФАГС и лично убедиться, какими радушными и внимательными могут быть администраторы.
Сладкий Дедуля был представителем вымирающего вида: старый, лысый, с дрожащими руками в печеночных пятнах. Большинство современных людей независимо от возраста выглядели на двадцать два – благодаря специальным уколам, замедляющим старение, которые им делали дважды в год. Дряхлость старика была верным признаком того, что уколы изобрели уже после того, как улетела легкая птица его юности.
– Ну что, определились с последним ужином? – спросила Нэнси. Она услышала раздраженную нотку в своем голосе и устыдилась. Да, Билли Поэт вывел ее из себя, а старик ужасно надоел, но она не имела никакого права злиться. Это непрофессионально! – Панированные отбивные из телятины очень хороши.
Старик вскинул голову. Он заметил непрофессиональное раздражение в ее голосе и – из жадного старческого коварства – решил наказать администратора.
– Не очень-то вы любезны, – проворчал он. – Я думал, вам полагается быть любезными. Разве салон ФАГС не должен быть приятным и уютным местечком?
– Прошу прощения, – сказала Нэнси. – Если я вдруг показалась вам нелюбезной, то вы тут совершенно ни при чем.
– Мне показалось, я вам надоел.
– Ну что вы! – весело воскликнула она. – Ни капельки! Вы столько интересного рассказываете! – Помимо прочего Сладкий Дедуля якобы знал Дж. Эдгара Нэйшена, фармацевта из Гранд-Рапидса, который придумал контроль рождаемости.
– Тогда хотя бы сделайте вид, что вам интересно, – буркнул старик. Он мог позволить себе любое хамство и даже уйти, пока не попросил сделать укол. Делать укол, не дождавшись просьбы, было запрещено законом.
Искусство Нэнси и всех прочих администраторов ФАГС заключалось в том, чтобы не дать добровольцам уйти: терпеливо выслушивать, поддакивать и льстить до последнего.
Вот Нэнси и пришлось сидеть в кабинке, с напускным восхищением слушая стариковские россказни о том, что и так все знали со школы: как Дж. Эдгар Нэйшен ставил эксперименты по контролю рождаемости.
– Он понятия не имел, что однажды эти таблетки будут принимать люди, – сказал Сладкий Дедуля. – Он ведь мечтал привить мораль обезьянам в зоопарке Гранд-Рапидса. Вы это знали? – строго вопросил старик.
– Нет-нет! Как интересно!
– Однажды на Пасху он со своими одиннадцатью детьми отправился в церковь. Стоял чудесный день, да и служба удалась на славу, так что сразу после церкви они решили прогуляться по зоопарку. Какие они были счастливые – словами не передать!