Где живут счастливые? - страница 19

Еду…

Матушка Нина встретила на вокзале и, пока ехали до дома, сообщила следующее:

Представляете, опять фотокарточка город будоражит. У Ольги Борисовны есть лечащий врач, она ей доверилась и показала фото. Врач выпросила у неё фотокарточку на денёк, дескать, дома показать. Ольга Борисовна дала, а врач обзвонила всех знакомых и пригласила на просмотр. Народу, говорят, набежало! Все в шоке. Одна женщина сразу сознание потеряла, другая слегла после этого, взяла больничный, а один мужчина в отпуск после этого ушёл, говорит, не могу в себя прийти. Опять звонки начались, опять Ольга Борисовна никого к себе не пускает, и уж и не знаю, попадём ли мы с вами...

На всё воля Божия. Как сложится, так, значит, и надо. Матушка Нина позвонила Ольге Борисовне, осторожно, издалека начала разговор, передала поклон от батюшки, сказала, что батюшка всегда готов к нем прийти, если надо, да и она тоже, а потом спросила, разрешит ли она заглянуть к ней на минуточку со знакомой из Москвы. Ольга Борисовна, к нашему удивлению, согласилась.

Скрип коляски, медленный поворот ключа в замке. Женщина с короткой аккуратной стрижкой смотрит пытливо, но совсем не настороженно. Приглашает в комнату, где тесно горшкам на окнах с цветущими пышно и весело цветами. Мы говорим о цветах, о погоде, о разной дежурной ерунде. Сердце стучит. Ольга Борисовна кладёт передо мной на стол фото. Оно в конверте. Мне осталось только руку протянуть, но я медлю... И опять — о цветочках, о вязаных салфетках, о погоде. Потом, как бы между прочим, в разговоре, беру фотокарточку. И вижу: группа людей, шесть человек. Все прижались друг к другу, напряжены, смотрят в объектив. Никто не улыбается. Кладбище место невесёлое, улыбки здесь неуместны. Вторая справа Ольга Борисовна в инвалидной коляске. Расположились все перед небольшим могильным холмиком. На нём белое полотенце, на полотенце - еда. А справа, как-то сбоку, сразу и не рассмотришь, будто кто-то спрятался за могильный холм, выглядывает из-под него. Не рассмотреть...

Ольга Борисовна протягивает мне лупу.

- Так лучше видно...

Смотрю в лупу и цепенею от ужаса. На краю могилы полулежит, полусидит, а скорее всего, как бы выходит из могилы — ребёнок. Волосёнки рассыпаны по плечам, взгляд страдальческий. Господи, дай силы не закричать, не закрыть лицо руками, не задохнуться от подступившего к сердцу ужаса. Ребёнок что-то прижимает к себе, что-то чёрное, что-то... Собачка! Верный Вовкин Дружок! На фотокарточке явно видно, как крепко прижимает его к себе малыш.

Откладываю в сторону лупу. И - не могу поднять глаз на мать.

Как вы думаете, что это? - спрашивает она устало.

Молчу. Сейчас главное - молчать. Потому что первое вырвавшееся слово выдаст моё потрясение. Голос задрожит, слёзы обнаружат себя, и женщина, сидящая рядом в инвалидной коляске, будет страдать. Нет, нет, надо выдержать. Чувствую на себе взгляд матушки Нины. Испуганный и жалостливый. Уже на улице она скажет мне, что я побледнела и она очень за меня испугалась. Но пока мы сидим с ней на диване, а Ольга Борисовна показывает нам свои вязаные салфетки. Пора собираться. И я вновь протягиваю руку к фото, собираюсь с духом ещё раз взглянуть на него. И ещё раз явно вижу полулежащего на краю могилы Вовку, прижимающего к себе Дружка.

У меня большая лупа была, так через неё явно видны даже веснушки на Вовкином лице. Он конопатый был, мой сыночек...

На ватных ногах поднимаюсь с дивана. Прощаемся. И уже в дверях Ольга Борисовна говорит:

— А вы вовремя ко мне пришли. Я ведь скоро уезжаю в другой город, к брату, на Алтай. Квартиру продала. Жить здесь нет никаких сил.

Оказывается, полгода назад к Ольге Борисовне пришла одна местная коммерсантка и предложила бизнес: Ольга Борисовна даёт ей негатив фотокарточки, та печатает их целую пачку и... продаёт. Процент от дохода матери на бедность. Несчастная женщина только посмотрела на неё и ничего не сказала. Теперь она бережёт эту карточку как зеницу ока, но всё равно чувствует, что не угомонится местный любопытный люд, не сыскать покоя настрадавшейся душе материнской.