Где живут счастливые? - страница 22

А мне до лампочки твоя молитва, ты мне кроссовки купи!

Бранятся. Нет в доме мира, есть вражда. Нет в сердце мира, есть беспокойство. Но ведь Марина в своих паломнических поездках, которые для неё так желанны, без устали молится за своего единственного сына. Так почему же молитва её не достигает желанной цели и путь к Господу Кирилла всё так же далёк, сердце закрыто, ум агрессивен? А вот и ещё одна забота подоспела: Кирилл стал покуривать, выпивать, тусовки с ребятами затягивались до полуночи. Он приходил домой нарочито независимый, даже наглый, на насмешки не скупился:

Всё молишься? А мне бы картошечки жареной. Или в твои планы кормить единственного сына не входит?

Мать закрывала дверь в свою комнату, продолжая молиться.

Я хорошо знаю подробности их жизни вовсе не потому, что интересуюсь ими. Но мы соседи. И вдобавок соседи дружащие. А между соседями совсем мало тайного. Жизнь на виду, и хотел бы утаить что-то, да разве получится? Тем более что Марина и Кирилл по очереди заходили ко мне облегчить душу. Марина частенько, Кирилл — один раз. Навеселе. Взвинчен и несчастен. Нахален и беспомощен.

- Неужели все верующие такие? Она же меня не слышит! Я ей, что рубашек чистых не осталось, она мне, что сегодня среда и до котлет не дотрагиваться. Конечно, это пустяки — и котлеты, и рубашки, но я хочу жить по-человечески! А она то бомжиху приведёт, то последние деньги в монастырь отвезёт, а до получки сидим на воде и хлебе. Но пусть сидит, если ей нравится. А я не хочу...

И Кирилл вдруг расплакался. Большой, нескладный, он размазывал слёзы кулаком, а они лились ручьём по его несчастному лицу.

- У всех матери как матери, а у меня верующая...

Я испугалась его слов. А что если навсегда прорастёт в нём неприязнь к верующему человеку и образчик материнской жизни окажется пагубным для его не прозревшего ещё сердца. Сколько примеров было наготове! Десятки, сотни православных семей, где живут не суетным раздражением против Друг друга, а благодарностью Господу за каждый прожитый день. Красивое бытие, наполненное глубоким духовным смыслом. Слово любовь в нём культовое. Ради любви там терпят, ради любви уступают, ради любви смиряются. Серьезен шаг к православию, потому что назвавшись однажды христианином, ты сжигаешь за собой мосты прожитой жизни, в которой ты был просто ты. Теперь ты раб Божий и в рабстве этом радостном черпаются силы и для невзгод, и для поражений, и для ущемлённого самолюбия, и для высочайшего искусства жертвенной любви.

А мы называем себя православными поспешно, торопимся к высотам горным, а сами и на вершок не в состоянии приподняться от греховной, крепко держащей земной тверди. Как это страшно произнести — я православный. На тебя смотрят, больше того, в тебя пристально вглядываются, ищут соринку в глазу твоём, экзаменуют на добродетели. У всех ли нас «отлично» в православных зачётках? Или дохлые, худосочные троечки обличают нашу суть, и мы, дабы не засветиться, делаем хорошую мину при плохой игре?

Как сказать обо всём Марине, какими словами указать ей на её явные ошибки духовные, не задев самолюбие и не обидев неосторожным словом? Не смогу. Не сумею. Но вот плачет рядом её единственный сын, размазывая по щекам «скупые мужские слезы». Он просит помощи. Но не скажу же я — не права твоя мама, прав ты. Непросты человеческие отношения, особенно между близкими. В чём вина Марины? В том, что молится за своего сына, в том, что бросается на помощь чужому человеку, не раздумывая и не подсчитывая корыстный доход?

И вдруг - как всегда это бывает вдруг — случайно взятая с полки книга, случайно открытая страница, случайно брошенный взгляд. Преподобный Симеон, Новый Богослов: «Смотри, не разори своего дома, желая построить дом ближнего». Вот в чём причина Марининого неблагополучия! Она торопится с постройкой чужого дома. Она спасает заблудшие души знакомых, незнакомых, случайно встреченных. А свой дом не прибран, не ухожен, безрадостен. И сыну в её доме неуютно, и он бежит тусоваться к тем, кто не докучает, не учит, не вразумляет. Кто не надоедает. Этот мир жесток. Он уже поглотил многих и замутил чистые души помоечными удовольствиями и сомнительными потехами. Труден обратный путь к родному порогу.